Вот только теперь острый конец его трости, упершись в мою грудь, окрасил кожу красным, и страх перед гневом мастера вспыхнул так ярко, будто никуда и не уходил.

– Я затребую долг, когда сочту нужным. – Он надавливал все сильнее, но не спешил. Я ощущал каждое, даже самое неуловимое, его движение. – А до тех пор убедись, что сделал в жизни все, чего хотел. Приобрел все самое дорогое и редкое. Возлежал с лучшей женщиной, обрел верного друга, нашел объект восхищения. Познал истинную силу.

Хотелось рассмеяться в ответ на его угрозы, но не удалось даже разлепить сухие губы – все еще мучила жажда после испытаний.

– И тогда я приду, чтобы забрать у тебя самое ценное, – почти выплюнул Маркус. – Потому что, если растешь и питаешься под моей крышей, меня надобно слушать. Пост Верховного – не привилегия, это клеймо, и если бы хоть иногда ты на самом деле…

– Твоей крышей? Да пока ты не осел в этом поместье, мы мотались с одного постоялого двора на другой, и я, уж заметь, делал не меньше, чем ты. – Набрался сил, произнес, подавил первобытные чувства. Вперед вышли задетая гордость и здравый смысл. – Презираешь Кьяру, а ведь и сам, постарев, придумал для других какие-то требования. И никто, кроме тебя самого, не может им соответствовать! Недостойны. – Я выставил грудь вперед, заставляя кончик трости войти в плоть. Мастер чуть отпрянул, позволив мне приподняться, а затем и вовсе встать; попятился, но запуганным не показался. – Недостаточно умны, подкованы, не на все готовы. Ты ведь свои драгоценные руки давно перестал пачкать. Как удобно, когда для этого есть какой-то беспризорник вроде меня, правда? Одинокий, забитый, мечтающий бежать на край света и всем утереть нос. Думал, такие не прыгают выше головы? Вечно целуют пятки хозяина?