– Прошу простить, великодушный, – пролепетал я, глубоко кланяясь. – Я стал так невнимателен. Сами понимаете, возраст.

– Не возраст это, а натура твоя ядовитая! – прогрохотал Дюваль, грозя пальцем, будто ребенку. Впрочем, на его фоне именно им я и выглядел: щуплый, беспомощный. – Сейчас же берись за дело!

– Все уже готово, хозяин.

Я почти по-змеиному шипел, но его ничуть не удивили ни моя манера говорить, ни сами слова, что я произносил. Он наивно взялся за снадобье, что я протянул, и тут же припал к нему губами. Думал, наверное, что мне незачем нарочно ему вредить, или же по глупости не таскал с собой кого-то более подозрительного, чем он сам. За это и поплатился. Один глоток – и кашель задушил его, иссушил горло. К несчастью, он подготовился к подобному раскладу: перед тем как едва коснуться зелья языком, постучал по двери, и в комнату вошел слуга с кувшином воды. Дюваль выпил его залпом, после чего его мгновенно вырвало. Эффект, не успев толком начаться, сошел на нет.

– Не хочет по-хорошему, – бросил он кому-то за пределами комнаты, вытирая рот предложенной слугой салфеткой. – Тогда пусть подумает в другом месте.

Я встал, выпрямился, развел руки в стороны – хватайте, пойду куда скажете. Один из стражников, подойдя, чуть замешкался, а затем вытащил из набедренной сумки сжатый кулак и раскрыл руку прямо над моей головой. На остатки волос и кожу тут же осели блестящие пылинки, ударившие в нос едким запахом. Стало щекотно, и я инстинктивно тряхнул головой.

Темница встретила сыростью и холодом. Конечно, к таким условиям я не привык, а в сложившейся ситуации и не знал, как смогу их перенести, но выбора не было. Мне надоело прислуживать. Можно было выдумать еще множество способов подшутить над хозяином дома и загонять слуг, но это стало пыткой. Приспособиться не составило труда, подыгрывал я с азартом, работа была не пыльной. Хотя, если вспомнить про то, почему я оказался лишен магии… Но мне хотелось тишины.

Сил не было. Никаких.

Даже травы для снадобья я перетирал, борясь с оглушающей болью в пальцах и опираясь на стену или стул, иначе мог упасть. Когда кто-то входил, я был бодр, надменен и хитер, но, оставшись один, тотчас падал на пол, доползал до кровати и проваливался в сон, обычно тревожный и прерывистый. Скорее всего, так чувствуют себя старики.

Молодое тело не в силах омолодить душу, а моя на этом свете точно задержалась дольше положенного.

В темнице меня посещали реже. Часами я сидел в одном положении, пока мысли роились в голове, точно взбешенные крысы, лишь вздрагивал от холода да терся о стену, когда частички порошка раздражали кожу. Спина за эти недели окончательно зажила, покрывшись толстыми, безобразными рубцами, но ныла, будто где-то под кожей раны все еще горели и кровоточили. Фабиан дурно обработал их, пусть без его помощи я бы и не обошелся.