Райн наклонился ближе. Может, мне показалось. Может, я лишь придумала легкую грусть в его глазах, скрытую под довольной улыбкой.
– Свобода, Орайя. Ты должна была наслаждаться свободой с самого рождения, но уж лучше поздно, чем никогда.
Глава тридцать четвертая
Глава тридцать четвертая
Свобода.
После нашего разговора прошло несколько дней, но слова Райна продолжали звучать у меня в голове. Они пронизывали каждую мою мысль, сопровождали, когда я занималась привычными делами: упражнялась, ходила, ела, читала. Райна я практически не видела. Вероятно, потому, что он, как и почти все остальные, занимался приготовлениями к этой нелепой свадьбе. Замок напоминал потревоженный улей. Десятки слуг старались вымести, отскрести и отмыть последние свидетельства переворота и заменить их символами ришанской власти, соответствующими положению могущественного, кровожадного короля – правителя одной из самых могущественных и кровожадных империй мира.
За день до свадебного торжества я одна бродила по опустевшим коридорам замка. После двух последних недель почти круглосуточной лихорадочной деятельности здесь было непривычно тихо. Все приготовления закончились. Вампиры и люди расползлись по своим норам.
Я наслаждалась этой недолгой тишиной. Забредала в библиотеки, гостиные, комнаты для собраний и кабинеты. В места, куда меня не допускали, когда замок по-настоящему был моим домом. И везде никого… пока я не очутилось в одной из библиотек, тускло освещенной крошечными лучиками солнца, которые выбивались из-под бархатных портьер. Завернув за угол, я остановилась как вкопанная.
Я сразу собралась уйти, но ровный голос произнес:
– Тебе незачем уходить.
– Прошу прощения, – пробормотала я. – Не хотела мешать.
В воздухе разливался табачный дым. Винсент был бы взбешен, увидев, как дым оседает на страницах книг.
Септимус учтиво улыбнулся. Огонь в очаге очерчивал его силуэт, золотя волосы, обычно имевшие платиновый оттенок.
– Ты мне совсем не мешаешь. Давненько мы не беседовали наедине. Располагайся, – указал он на стул.
Я продолжала стоять.
– Голубка, кусаться не буду, – усмехнулся Септимус. – Обещаю.
Я боялась вовсе не его укуса. Дни, когда вампирские зубы были моей главной тревогой, теперь казались странными.
Одежда Септимуса была неопрятной и мятой. Расстегнутый воротник рубашки намекал на волосатую грудь. В глазах преобладал золотистый оттенок, появилось больше янтарных прожилок в серебре радужной оболочки. А может, причина тоже была в отсветах пламени и окружающем сумраке.