Его голова запрокинулась. Я ожидала, что он моргнет, улыбнется хотя бы одними губами и прохрипит в ответ: «Саму тебя драть, принцесса».

Но я ничего не увидела и не услышала.

Я приложила руку к его груди. Попыталась. На теле не было ни одного места, где бы пальцы не натыкались на открытую рану.

Его грудь еле заметно вздымалась.

Райн был жив, но я знала: надолго его не хватит. Я давно уже умела чувствовать надвигающуюся смерть и могла определить ее близкое присутствие.

Краешком глаза я увидела, как Симон шевельнулся. Сейчас это чудовище было похоже на марионетку, рожденную чьей-то больной фантазией, – марионетку с изуродованным, окровавленным туловищем. Но магия, его отвратительная зловещая магия еще поддерживала в нем жизнь.

Я опять встряхнула Райна.

– Райн! Я запрещаю тебе умирать на моих руках. Понял? Вставай! Ты мне клялся. Клялся, что…

Когда мы плескались в горячих источниках, он обещал: «Больше этого не будет. Никогда». Он клялся, что больше меня не предаст.

Но его угасание у меня на глазах становилось величайшим предательством.

Нет. Нет. Я не могу это допустить.

Схватив меч, я снова надрезала ладонь и выдавила кровь в раскрытые губы Райна. Она втекла и тут же вытекла из уголка рта, оказавшись бесполезной.

Он и сейчас не шевельнулся.

Все в этом мире перестало для меня существовать. Горе, бурлившее внутри, становилось неуправляемым, угрожая поглотить.

Симон у меня за спиной снова дернулся. Из горла донеслись булькающие стоны.

А сверху дождем лилась кровь.

Вокруг наши воины падали под вражескими мечами.

Все это я отмечала лишь краешком сознания. У меня на глазах умирал мой муж.

Но мои обожженные пальцы сжимали флакон. Сила, заключенная в нем, была способна разом прекратить кровопролитие.

Всю жизнь я хотела, чтобы меня боялись. Это была отцовская мечта, которую он в раннем детстве вдолбил в мою голову. Он ожидал, что я разовью в себе надлежащую силу и избавлюсь от слабостей, вызывавших его недовольство.