Урания, Эос, Автоноя, Анаит, Электра. Здесь едва хватает места для царицы и ее служанки, не говоря уже о собрании женщин, но они все равно втискиваются, стараясь особо не толкаться, когда удаляются от входа.
– Орест безумен, – говорит Анаит.
Электра не шевелится, не возражает, не гневается, услышав это, поэтому Пенелопе приходится вопросительно поднять бровь.
– Я думала, он очнулся. Думала, ты лечишь его, чтобы избавить от остатков яда.
– Очнулся. Лечу. Вот уже несколько дней он не соприкасается с ядом на гребне, а я проявляю чудеса заботы и лекарского мастерства, – заявляет Анаит с той же непоколебимой уверенностью, с которой ее госпожа всегда рассказывает, насколько хороша в обращении с луком. – Однако, проснувшись, он продолжает призывать мать и молить о прощении. Как думаешь, что жрецы Аполлона делают, прежде чем воскурить эту траву в своих предсказательских рощах? Они не хватают любую непорочную деву и не требуют «произнести пророчество». Они выбирают милых, впечатлительных девочек, глубоко преданных своему господину, объясняют им четко и ясно, в чем суть проблемы, намекают на самые желательные решения и лишь
– Не уверена, что понимаю, о чем ты.
– Я о том, что девушки, произносящие пророчество, уже полагающимся образом подготовлены к получению исключительного религиозного опыта. Ты правда думаешь, что результат был бы тем же, возьми они каких-нибудь… сексуально невоздержанных девиц, помешанных на… котятах… – Анаит с трудом подбирает понятия, противные самой ее природе; живое воображение явно не в числе ее главных талантов, – и поручи им озвучить пророческие слова в достойной форме? Нет. Нужно подготовить того, на кого воздействуешь, привести его в подходящее состояние духа, а
– Ты полагаешь, что Ореста уже привели в определенное… тяжелое состояние духа, прежде чем отравить? И что яд лишь подтолкнул его к краю?
– Именно. Как я и сказала, он безумен. Все, что сделал яд, – это позволил проявиться существующей проблеме.
Пенелопа смотрит на Электру, а Электра смотрит в пустоту. Я тянусь к ней, но Афина перехватывает мою руку, тянет назад. Ни богиням, ни фуриям не дано вмешаться в этот момент. Мы должны просто наблюдать. Возмутительно! Я, вспыхнув от негодования, пытаюсь вырвать руку из хватки Афины, но она непоколебима.
Фурии по-прежнему кружат, но ничего не говорят, не вскрикивают, не плюют ядовитой слюной на холодную землю.