Елена суетится вокруг, когда служанки спускают ее сундуки по лестнице, то и дело взвизгивая:

– О, да будьте же осторожнее! Осторожнее с этим, о небо, какие они неуклюжие!

Пенелопа, стоя в дверях, рассматривает быстро пустеющие покои Елены, склонив голову набок и сложив перед собой руки.

– О, опять морское путешествие, – вздыхает ее двоюродная сестра, когда последний из ее нарядов благополучно доставлен к женщинам, ждущим внизу. – У меня ужасно расстраивается живот, знаешь ли, и соль – я хочу сказать, что соль, конечно, творит чудеса, но ее избыток, да еще вкупе с палящим солнцем, ужасно влияет на цвет лица и так старит! Я к тому, что, Пенелопа, дорогая, надеюсь, ты позволишь сказать, что с учетом жизни на побережье и того, сколько времени ты проводишь на солнце, тебе не мешает задуматься о подобных вещах, знаешь ли.

Трифоса и Эос обернули великолепное серебряное зеркало Елены толстыми клоками грубой шерсти, а затем перевязали все это веревками. И все равно несут его сейчас на корабль с такой осторожностью, словно в руках у них крыло бабочки, хрупкое чудо природы.

На кратчайший миг Елена с Пенелопой остаются вдвоем.

– Сестра, – окликает Пенелопа мягко, когда Елена направляется к лестнице.

Елена оборачивается, уже увлеченно расправляя свою морскую шаль, чтобы та легла на ее покатые белые плечи самым привлекательным образом.

– Да, сестра?

– Я знаю, что ты убила Зосиму. Но не совсем уверена в том почему.

Елена хихикает. Именно это она обычно делает, когда ждет, что ее ударят, изобьют, швырнут наземь, пнут, надругаются или посмеются над ней. Это привычка. Инстинкт. Этот звук дарит ей немного времени перед ударом.

Пенелопа морщится, и звук этот застывает у Елены на губах.

Она смотрит вниз лестницы, потом вверх, никого не замечает, и в ту же секунду наивная девочка исчезает. Остаются лишь две женщины, которые изучают друг друга в мягком полуденном свете. Затем Елена протягивает руку со словами:

– Ты не проводишь меня на корабль, сестрица, в последний раз?

Пенелопа с Еленой идут по вечернему городу, рука в руке. Служанки Итаки держат всех желающих подойти на расстоянии, образовав безопасное пространство вокруг идущих цариц.

– Я оказала тебе плохую услугу, сестра, – говорит наконец Пенелопа. – Я… недооценила тебя.

– Вовсе нет! – щебечет Елена. – Вовсе нет. На самом деле, сестрица, ты была образцом гостеприимства.

– Я считала тебя глупышкой, наивной девочкой, которой ты прикидывалась.

– И я благодарна за это. Моя жизнь была бы настолько… тяжелее, – вздыхает она, – если бы кто-нибудь вдруг посчитал по-другому.