За нами следили. Ашья ничего не говорила, зато наблюдала с ястребиной зоркостью. Отец тоже ничего не сказал, но часто заставлял меня сидеть с ним в библиотеке. Аган Хан молчал, но брал меня на конные прогулки и ястребиную охоту. Мерио не проронил ни слова, но привлек меня к переписке с дальними ветвями нашего банка. И все наши слуги – Анна, Джанна, Феррио и Сиссия, а также многие другие – теперь оказывались всегда рядом, всегда в той же комнате, что и я, в том же саду, на той же улице.

Каззетта с Ашьей придумали еще один способ отвлечь меня. В один прекрасный день они отправили меня в палаццо сиа Аллецции, надеясь соблазнить чарами более подходящих особ. Там я на несколько часов попал в руки очень опытной и красивой девушки. Я бы мог сказать, что остался равнодушен к обнаженному телу, предложенному мне в ее покоях, перед мерцающим камином, но это была бы ложь. Я испытал голод глубокий, как драконий глаз, и не уклонился от объятий. Но в момент нашего слияния, когда мы переплелись и прижались друг к другу, я заглянул ей в глаза. И там увидел холод более стылый и далекий, чем ветра над Чьелофриго, и отпрянул. Думаю, тогда я впервые заглянул за маску фаччиоскуро – и это была бы победа, если бы я сидел за доской. Вместо этого я почувствовал себя глупым чурбаном, незначительным и ненужным, и контраст был столь резким в сравнении с тем, как смотрела на меня Челия, что моя страсть погасла.

Я вернулся в палаццо, еще сильнее желая Челию.

Под постоянным надзором я пробовал оказаться вместе с ней более хитрыми способами. Предлагал угоститься бисквитами Этруаля, или выпить чая, или отправиться на прогулку со мной и Ленивкой. Невинные, чистые поступки, на которые прежде никто не обратил бы внимания – и которые теперь словно раздулись от интриги.

Однако она игнорировала мои приглашения.

Не отказывалась напрямую от бисквитов или чая, но и не проявляла интереса. Благодарила меня, как слугу. Я хотел спросить, беседовал ли с ней Каззетта (или скорее Ашья), потому что каждый ее поступок, каждый взгляд, каждое слово были теперь исключительно корректными.

Что до меня, я не мог не следить за Челией всякий раз, когда она была поблизости. Она вышивала, читала и проводила время в банке, донимая клерков и нумерари. Она баловала Ленивку и ворковала над ней. Но интерес ко мне, казалось, утратила начисто.

В сопровождении охраны мы посещали службы в катреданто и внимали проповедям толстого Гарагаццо о достоинствах умеренности. Тело было храмом Амо, и к нему следовало относиться с уважением, точно так же, как разум был храмом Амо и его тоже нельзя было пачкать. Гарагаццо наставлял нас проводить время с теми, кто возвышает наш разум, а не принижает его, точно так же, как следует искать пропитания, но не объедаться.