– Верно, – ответил Мерио. – Однако козел принадлежит тому, кто держит веревку.

– Снова козлы! Должен быть способ усадить его за доску.

Мерио цыкнул зубом.

– Филиппо всегда был сам себе законом. Боюсь, он не настолько предан Девоначи, чтобы не воспользоваться шансом и не присвоить наше золото.

Я не стал уточнять, что вышеупомянутое золото отнюдь не принадлежало им. Меня злило, как легко они стали считать своим то, что захватили благодаря предательству. Однако они возмущались и бесились, словно псы, которых лишили оленя на охоте, и с лаем кружили друг вокруг друга.

– Неужели ди Баска не волнует сын Девоначи? – спросил калларино. – Неужели он не понимает, как рискованно положение юного Регулаи?

Мне не понравилось воцарившееся молчание. Оно было хищным. Расчетливым. Их взгляды ползали по моей коже, словно пауки, стремящиеся проникнуть под воротник.

Я прочистил горло.

– Филиппо не волнует ничего, кроме пошлых шуток и чужих жен. Я его не интересую.

И все же молчание длилось.

– Убеди его, – наконец сказал калларино. – Убеди, что твоя жизнь висит на волоске.

Столь пылкого трактата я никогда прежде не сочинял. В том письме я излил все свое красноречие. Я даже изложил анекдот про козлов и монашек. Но калларино мои усилия не впечатлили. И он добавил послание от себя. Подарок в компанию к моей страстной мольбе, окровавленный мизинец, серьезный знак для несерьезного человека.

Филиппо вернул мой палец, сморщенный и почерневший, на золотой цепочке.

Глава 53

Глава 53

Есть мрак слепоты. И есть мрак темницы.

И хотя можно подумать, что слепота хуже, мрак темницы – глубокий, зловещий, безвременный – это верное средство для сведения с ума.

После моей последней финальной попытки убедить Филиппо я стал бесполезен для калларино, и он отправил меня в катакомбы.

Акба и стражники проволокли меня по тоннелям, о существовании которых под нашим палаццо я даже не подозревал. Это были не катакомбы древнего города, где я когда-то пробирался вместе с Каззеттой и Челией, а какая-то другая глубокая дыра. Там витали древние запахи смерти, так что, возможно, эта дыра соединялась с теми катакомбами. Пока мы спускались, я чувствовал чад факела и капли холодной воды на коже. Характерный запах влажного камня. Плесневую затхлость.