И потому я открыл свой огромный глаз рядом с калларино.

Глава 60

Глава 60

Сказать, что я смотрел, – это слишком мелко.

Сказать, что я видел, – это слишком обыденно.

Я пожирал. Я заглатывал. Я накинулся на мир вокруг меня. Библиотека была живой. Текстура дерева, зернистость камня, плетение ковров, танец цветов. Кружащие в воздухе пылинки. И даже звуки. Я с трудом сосредоточился на калларино, потому что он представлял не больший интерес, чем мазки краски, которыми мастера-художники выписали потолочные фрески, куда, как я с раздражением отметил, калларино добавил свой портрет.

Это муха жужжит в окне верхнего света? Это пылинка падает с печати калларино? Это слизь блестит на пальце Сивиццы? Это ворон хлопает крыльями за окном? Это нити ковра трещат, как пожар, под ногами Мерио? Все было светом, шумом и запахами, и я пожирал их все. Я упивался журчанием голосов, слизывал пульсацию цвета. Я следил за запахами, которые лениво струились в солнечных лучах, подобно пылинкам. Я уловил крупицы розы и пота, облачка стареющих книг…

Мой отец раскидывал сети влияния и плел сети интриг – но он был всего лишь человеком, выпавшим из плетения Вирги. Дракон оставался частью того древнего узора, по-прежнему был полностью вплетен в искусное творение Вирги, совсем как описывал Соппрос. Человек выпал оттуда, он сидел, рыдая, в грязи, однако в тот момент я вновь стал частицей узора.

Я испытывал экстаз.

Я вдыхал запах хлеба, который пекли на кухне. Подслушивал разговоры слуг калларино. Я мог различить шорох белья, когда дети калларино тайком выбирались из постелей, и ворчание его дряхлой матери, жаловавшейся на суставы. Я мог услышать стражников, беседовавших у ворот, и с первых же слов понять, что один ненавидит другого и замышляет какую-то подлость, о которой другой не догадывается. Это похоть, понял я. Стражник вожделеет жену своего напарника. Их голоса поведали мне об этом, раскрыли истину, словно прокричали ее.

Я понял, что существуют человеческие узоры.

Это знал не я, это знал дракон. Дракон видел, как поднимались и рушились империи. Слышал тысячи разговоров: через его владения проходили караваны и армии. Видел тысячи предательств и тысячи преданностей.

Это были не мистические знания, это было знание схем. Простых гуманитас, за которыми наблюдали в течение милленати. Мудрость. Это была мудрость, какую никогда не смогли бы обрести короли-философы древнего Эбеццу, потому что их жизнь была коротка, а дракус видел все человечество на протяжении всей его истории. Видел наши мелкие драмы и комедии слишком часто, чтобы чему-то удивляться. Он узнавал намерения человека еще прежде, чем тот сам их понимал.