И теперь, когда мы были связаны, я тоже все это узнал.
Я видел калларино, сидевшего с архиномо Наволы. Видел, как он едва заметно отстранился от Гарагаццо. Как внимательно слушал слова Серены Ромиццини, чья семья обрела влияние с падением моей семьи. Я смотрел, как он желает ее, но боится выдать интерес. Смотрел на его пренебрежение и уважение. Смотреть было больно, потому что это заставило меня осознать кое-что еще.
Я всегда считал свое мнение ошибочным. Я так долго жил среди людей, которые полагали себя экспертами в чтении чужих сердец и мотивов, что сомневался в собственных инстинктах. Я помнил тот день, много лет назад, когда калларино пришел к моему отцу и я восхищенно наблюдал, как отец направляет этого человека, которого называл Борсини, как играет с ним, как использует его в целях Наволы. Но я сразу почувствовал кипящую ярость и ненависть. Я разглядел истинную опасность калларино.
А мой отец не разглядел.
Каззетта не разглядел.
Мерио не разглядел.
Всю жизнь я сомневался в собственном уме, считал его недостаточно острым и живым в сравнении с умом окружавших меня уважаемых людей. И все же я не ошибся в своей оценке. Отец заставил имя ди Регулаи греметь даже за морями, потому что понимал окружавшие его опасности, риски, возможности… Однако он не видел всего.
Теперь я лежал в своей грязной камере и высматривал возможность. Я наблюдал, как бахвалится калларино перед теми, кто слаб. Наблюдал, как он бушует, неистовствует и повелевает. Как злорадствует над моими грядущими пытками – предвкушает, как с помощью задуманного действа вытащить на свет последних союзников ди Регулаи.
– Поставим их всех в первый ряд, – говорил он Гарагаццо, – и поглядим на их физиономии, когда они возьмут нож.
Ай. Я мог на них напасть. Дракон хотел этого. Благодаря его силе я знал, что мы можем заманить калларино к себе в камеру и уничтожить его. Можем сожрать его душу – и разве не это я обещал дракону? Добычу? Кровь? Смерть? Месть? Крики боли? Души, вытекающие из тел, чтобы быть поглощенными?
Я боролся с драконом, потому что в его натуре было набрасываться на тех, кто слабее, а не замышлять, строить планы и манипулировать. Ай. Мы боролись, дракон звал калларино, а я приглушал его зов.
Калларино уставился в наш водоворот цветов, завороженный. Потянулся к нам. Изо всех сил я затолкал дракона на дно и прижал, а он хлестал меня хвостом и щелкал зубами. Но когда калларино коснулся нашей поверхности, мы замерли. Он убрал ладонь, целый и невредимый.