– Эта тень собиралась связать меня смертной эн прямо там, пока я барахталась в воде, причем только потому, что ей подвернулась такая возможность. – Хайо ответила так тихо и спокойно, что Токифуйю с трусливым сопением захлопнул рот. – Так что я не намерена извиняться за то, что рискнула с ней поговорить и убедила не убивать меня, а заодно и отпустить тебя.
– Не намерена извиняться?!
– Да с чего бы? Интересно, как
Токифуйю наконец заткнулся, выпустив дымные струйки между зубами. Он уставился в окно в немом негодовании, и Хайо решила пока внимательно рассмотреть обстановку.
Она лежала в длинном узком одноэтажном помещении, отгороженном ширмой от остальной части здания. Ширма была украшена стихотворением, витиеватые строки которого плыли, как водоросли в волнах. Комнату освещали окно и лампа с квадратным абажуром. На подставке курились благовония. Древесный аромат впитывался в ее одежду – оказалось, что на ней теперь трикотажная пижама с узким пояском. Раны на руках были обработаны, самые жуткие порезы – зашиты.
Адотворческая печать постепенно вновь проявлялась на ладонях.
– К своему стыду, я так и не смог разорвать твою эн с Нацуами, – сказал Токифуйю.
Хайо едва заметно улыбнулась:
– Ты зря принимаешь это как личную неудачу.
– Но я же бог эн-гири. Я разрушаю опасные эн. Разумеется, это моя
Хайо срочно сделала вид, что закашлялась:
– Что-то в горло попало.
Токифуйю с подозрением посмотрел на нее. Потом выдал носом целый сноп искр и уселся, скрестив ноги.
– Ты первый человек, который разговаривал с Нацуами в Межсонье.
– Я догадалась. – Видимо, сказались те самые силы древних богов несчастья, запечатанные в ней.
– Нам с тобой придется плотно сотрудничать. С этого момента и впредь, как только он снова заговорит с тобой – а это непременно случится, – ты будешь мне обо всем докладывать. – Токифуйю уперся ладонями в колени и покраснел. – И раз уж я не могу избавить тебя от этой эн, позволь мне хотя бы… выслушать и разделить с тобой то, что тебе одной может быть не под силу.