Токифуйю расслабился:

– Я подумаю об этом.

Хайо привстала на кровати:

– Ты не расскажешь мне, где я нахожусь?

– Ты в юго-западном храме Полевицы. На карантине, обследуешься на инфицирование хитоденаши. – Токифуйю хмыкнул, потом недовольно добавил: – Два дня уже спишь.

– Два дня?! – Она не испытывала ни голода, ни чувства, что все себе отлежала, характерного для естественного сна.

– Два дня, десять часов и девять минут, – сказал он, словно подчеркивая, как это безобразно долго.

– А ты все это время сидишь здесь?

– Конечно! Мне было что тебе сказать, а ты ведь могла и смотаться! – рявкнул Токи. – К твоему сведению, Мансаку-сан тоже здесь.

– Ты его видел? Как он?

– Утром проснулся. Он же неуязвим. С ним все в порядке. Полевица выгородила его перед властями. – Токифуйю побарабанил пальцами по коленям. – Он сегодня сопровождает моего братца.

Хайо застонала:

– Дай угадаю. Ты с Нацуами так и не поговорил ни разу после встречи в саду.

– Он был занят, я тоже, и… что ты делаешь?

– Тоже мне, бог нашелся. – Когда Токифуйю попытался помешать ей встать, она в упор уставилась на танцующее пламя его жизни, питаемое темным маслом чужой потребности в его существовании, и он замер. – Ты его избегаешь. Нет уж. Хватит, Токифуйю Рёэн. Где мои вещи? Дай свое хаори.

– Ишь ты, еще и командует богом, чтобы он отдал ей одежду… – проворчал Токифуйю, но уже стащил с себя оранжевое хаори и протянул ей. – Вчера он не стал со мной говорить.

– А что ты для этого сделал?

Токифуйю опустил голову и, к изумлению Хайо, стал свирепо тереть глаза рукавом. Запахло жженым трикотажем. Токифуйю явно плакал горящим маслом.

Он показался вдруг таким юным и одиноким. Полевица была горой и змеей – он же был ручьем и человеческим мальчиком, потерявшим семью. Хайо неожиданно для себя спросила:

– Сколько тебе было, когда ты стал богом?