– Много, – ответил он. – Я был принцессой, погибшей в моей реке. Если бы в Тайве не началась война с Призрачным Королем, меня бы еще лет за пять до того выдали замуж за какого-нибудь толстопузого чиновника средней руки. Если мой возраст был достаточным для деторождения, он был достаточным и чтобы стать богом.

– Да уж, – сказала Хайо, позволяя ему помочь ей дойти до двери. – Пойдем поищем наших братьев.

На руинах храма еще трепались куски заградительной полицейской ленты. Мансаку и Нацуами стояли в одиночестве, что явно было делом божьих рук: по идее, там везде должны сновать любопытствующие зеваки.

Мансаку просиял. Его губы шевельнулись: Хайо, – он повернулся к Нацуами и что-то ему сказал.

Нацуами не шелохнулся. Он так и остался на месте, глядя на разваленный фасад храма под струями стекающего с зонтика дождя. Мансаку же рванул навстречу Хайо и Токифуйю, по пути сворачивая свой зонт.

– Хайо, ты серьезно? Неужели я вырастил свою сестру разгильдяйкой, которая позволяет себе явиться в храм в пижаме?

– Ты меня вообще не растил.

– Именно по этой причине у тебя все хорошо. – Мансаку перевел взгляд на Токифуйю, вцепившегося в зонт побелевшими пальцами. Потом не особо почтительно ткнул бога в плечо.

Глаза и зубы Токифуйю опять вспыхнули:

– Мансаку Хакай!

– Отвали, Токи. У меня тут трогательное воссоединение с моей сестрой, которой ты подсунул своего стремного брата, а ты портишь момент.

Токифуйю коротко дернул головой, что могло в равной степени означать и нервный тик, и согласный кивок, и отошел.

Хайо потянулась к Мансаку, обняла его:

– Ты в порядке?

– Это я у тебя должен спрашивать, – срывающимся голосом произнес он. – Нацу-сан рассказал. Про хитоденаши. На Оногоро.

Хайо кивнула: