Но нет.

– Подснежники? – удивилась она на следующее утро, когда зашла в лавку и обнаружила, что ей, похоже, лучше снова выйти: к кассе было не подступиться из-за количества цветов, глядящих на нее с поддонов. Все бутоны, как один, безупречные, еще не раскрывшиеся, а оттого девственно белые, с бархатистыми лепестками, которых даже страшно касаться, не то что толочь. Но толочь все‐таки придется – на рассвете Титания как раз собрала в оранжерее последний урожай. Новый должен был проклюнуться лишь завтра – даже ее пыльца имела свои пределы, а вот люди могли начать снова кашлять кровью и умирать уже сегодня.

– Довезли один из наших старых заказов? – уточнила Тита у Линды, найдя ее за пышными копнами, роящуюся в бумагах. Очевидно, она подумала точно так же и бросилась проверять, но спустя минуту покачала головой.

– Мы не заказывали подснежники ни в этом, ни в прошлых месяцах.

– Тогда кто же их привез? Видела машину?

Линда покачала головой опять.

Титания стала еще довольнее.

После этого она решила не дожидаться конца дня, и, едва над дверью лавки звякнул колокольчик, приветствуя Херна, она отложила ножницы и подозвала его к себе. Для этого хватило взгляда – Херн понимал Титанию так же хорошо, как эти расставленные цветы вокруг, что льнули к ней из горшков и ласково оплетали пальцы.

– Это ты тогда заставил ведьм пустить меня в больницу, когда я пришла испробовать лекарство?

Херн пожал плечами. Сегодня на улице заметно потеплело, будто зачинался март, а не заканчивался октябрь, – еще один тревожный знак, и Херн явился без пальто, в одной клетчатой рубашке, обтягивающей крепко сложенное тело. Когда он позавчера придерживал для нее стремянку, Тита заметила мозоли на его руках, какие обычно остаются от рукоятки топора. Мужчин с такими руками Титания всегда любила. Она берегла их, а первыми всегда съедала изнеженных и избалованных. С их гибелью мир ничего не терял, а вот смерть трудолюбивых, воинственных, преданных делу оставляла ее опустошенной.

Но, как назло, они были самыми вкусными.

– Разве твой господин не будет в ярости? – продолжила она, проходясь по лавке, заботливо все осматривая и зная, что Херн снова вышагивает за ней.

– У меня нет господина. Есть только госпожа, – ответил он, и в его словах отчетливо звучала улыбка. – Ламмас мой партнер. Плевать хотел я на его ярость.

– Хорошо. Раз так, то я согласна.

Эти слова повисли в воздухе, как облако цветочной пыльцы, которую Титания стряхнула со своих рук на керамические вазы, прежде чем повернуться к Херну и обнаружить, что застигла его врасплох, как того и хотела. Словно кошка, зависшая над прудом с карпами, она смотрела, как под поверхностью его самоконтроля лихорадочно мечутся чувства и мысли. Ей хотелось насадить их все на когти, и, чтобы сделать это, она добавила: