«В чем смысл наряжаться нечистью, когда ты уже нечисть?» – спросила Лора у Джека однажды, кажется, когда встречала свой первый День города несколько лет назад и точно так же тридцать первого октября выглядывала на улицу, только еще при этом постоянно крутила пальцем у виска.

«Ну, нечисти ведь тоже надоедает быть нечистью, – ответил Джек, промолчав перед этим целую минуту (видимо, прежде его никто о таком не спрашивал). – Иногда хочется побыть человеком или, скажем, нечистью позлее. Или, наоборот, покрасивее… На самом деле День города придумала Роза, объединив традиции Самайна с каким‐то там, э-э, Хэляуном, который праздновали тридцать первого октября в ее родном краю. Считай, это просто дань тому разнообразию, благодаря которому появился наш город. В Самайнтауне ведь кто угодно может быть кем угодно, помнишь? День города просто не дает нам забыть об этом. А ты, кстати, случайно не хочешь нарядиться летучей мышкой? Я тут на днях такой милый костюм в магазине видел, как раз твоего размера…»

Конечно, Лора не стала наряжаться летучей мышью. Вместо этого она заехала на первую попавшуюся распродажу во дворе жилого дома и купила там уже распакованный кем‐то ношенный костюм, который, по ее мнению, все равно выглядел лучше, чем то, что предлагал Джек, бегающий за ней с каталогом и магазинными брошюрками. Традиции он чтил свято, и потому Лоре тоже пришлось. Она решила, что это будет ее первый и единственный костюм, который она никогда не поменяет, ибо никогда не изменится сама. И хотя Титания всего лишь постирала его с лавандовым ополаскивателем и погладила – ткань была еще теплой от утюга, в этом году он будто сидел на Лоре совсем иначе. Или просто иначе ощущался. Как‐то по-старому, не так, как Лора хотела бы ощущать себя теперь, когда наконец‐то признала свои ошибки и пыталась их исправить. Платье сковывало ее по рукам и ногам, хотя вычурно блестящая многослойная юбка с верхним слоем из тафты оставалась все такой же воздушной, а вышитый жемчугом корсет – все таким же большим из-за отсутствия у Лоры груди. Крылья из проволоки и такого же блестящего полиэстера с разноцветными пятнами, как у бабочки, по-прежнему царапали спинку ее кресла, и Лоре оставалось только нахлобучить на голову дешевую пластмассовую диадему сверху, чтобы снова стать феей, которой она наряжалась из года в год, но которой – как и самой собой – вовсе не хотела быть.

Все‐таки летучая мышь пошла бы ей намного больше. А еще лучше крыса.

– Лора! Лора! Лора!

Лора поняла, что это будет Франц, еще до того как он начал истерично звать ее по имени, – по топоту ног и грохоту мебели, которую он всегда сбивал по пути в ее комнату. Едва она успела пожалеть, что не заперла щеколду на двери, как он влетел в нее с громким: