* * *

Спустя год

Спустя год

Все имеет свойство заканчиваться: как хорошее, так и плохое, – в этом состоит и ужас, и прелесть жизни. Последние пять лет Илла Ралмантон, испытывая муки, только и думал о том, как все закончится для него. Он лежал прикованным к постели, не могущий даже подать знак. Ему казалось, что его связали, запрятали в погребальную корзину и накрыли плетеной крышкой, проделав на уровне лица две дыры, сквозь которые он глядел на этот мир. На него сыпали землю, и мир темнел под ее комьями. Пытаясь кричать, он понимал, что рот его заткнут, а руки обездвижены, отчего он не мог скинуть крышку.

Вокруг него сновали рабы. Каждый день он видел их лица так же отчетливо, как видит обыкновенный зрячий человек, над которым склонились поутру, будя. Его омывали, одевали, а еще оплевывали, когда думали, что никто не заметит. Над ним порой глумились, шепотом оскорбляя, чтобы поквитаться за прошлые обиды: всегда приятно попинать мертвого льва. Он страдал, видя это пренебрежение. Он люто ненавидел всех вокруг, но более всего ненавидел короля, чувствуя, что тот предвидел его предательство.

Годы неумолимо шли. Старик так и лежал с парализованным телом, которое утрачивало последние капли живости: сморщивалось, изнашивалось, дряхлело. Даже вырвись из оков проклятия, он не сможет сделать и шагу. А в последнее время что-то давило ему на уши, и Илла будто слышал, как то ли сыплется песок, то ли падает комьями грязь. Из фраз слуг он вылавливал даты, силясь понять, сколько ему осталось… С каждым днем надежды спастись оставляли его… Шум становился все громче, а старик плакал, запертый, как некогда заперли Абесибо. Но если у Абесибо забрали то, что ему было дорого, – род, убив семью, – то Илла, казалось, лишился куда большего – жизни, которую он ценил дороже злата. Услышав, какое близится число, он почувствовал ужас в своей душе… Шум все нарастал, стал гулом, оглушил, заставив лишь исступленно рыдать от страха. Рыдать, впрочем, без слез.

* * *

Это случилось, когда Юлиан сидел на уроке с мудрецом и принцем. То было шестое число холонны. Как говорят в Ноэле, в эти дни дюж холонна выдувает из своих ноздрей ледяной ветер, от которого коченеют земли, люди, скот и море.

Гусааб расположился на полу в подушках, опершись о них слабой спиной. В руках у него возлежала книга «История Нор’Эгуса с 1500 по 2000 год». Ее сейчас пересказывал Элгориан. Да не просто пересказывал, а отвечал на заковыристые вопросы, которые предназначались для проверки памяти и наблюдательности. Глазки у шестилетнего принца сверкали, и он, задыхаясь, возбужденно говорил о своих предках. Ну а Гусааб кивал, довольно и кротко улыбаясь. Пришел день, когда он стал уже не единственным учителем. Теперь мальчик занимался фехтованием, науками и верховой ездой, пока подле него кружило многочисленное сопровождение.