— Эй, кроха, проснись, — шепнул он.
А вдруг он ошибся? Глядя на него, этого птенца, которого можно было раздавить пальцем, право, смешно было подозревать в нем что-то демоническое. Но наученный горьким опытом вампир уже не верил ни в совпадения, ни в случайности. Он подгреб тельце и продолжил поглаживать пальцем.
И вот птенец зашевелился. Он открыл синюшные глаза, поднял тощую, как тросточка, шею и осмотрелся. Увидев над собой Юлиана, он, к удивлению, лишь едва слышно пискнул и сжался в комок, подобрав лапки под брюшко. Окруженные лиловыми большими веками глаза неотрывно смотрели над собой.
Значит, зрячий. Ни разу Юлиан не видел ни в лесах, ни в Ноэле птенцов, которые рождаются голыми, зрячими, но с зубами.
Он достал из-под пелерины булку Габелия и раскрошил ее на ладонь. Птенец с трудом приподнялся на дрожащих лапках и начал клевать хлебные крошки.
А где-то вдали, за воротами особняка, разносились крики королевской стражи и магов, вламывающейся в дома знати. Значит, приказ был спущен откуда-то свыше, и если к этому привлечено такое количество прислуги, то причина важная.
«Я безумец, — засомневался Юлиан. — Как я могу думать, что весь переполох из-за столь крохотного создания?»
Слушая отголоски недовольных криков, объявляющих право на обыск от имени архимага Абесибо Наура, Юлиан размышлял, пока не прошептал на Хор’Афе:
—
Птенец вдруг замер над последней крошкой, вероятно уже не такой голодный, как раньше, и поднял головку. Он кивнул, причем кивнул осознанно. Потом замер, качаясь на тонких ножках.
В душе Юлиана разыгралась настоящая буря — уж слишком разумными были и взгляд, и движения птенца.
Наклонив голову набок, маленький гость пискнул, потом еще раз, надрывнее и хрипло, но ничего, кроме младенческой трели, выдавить из себя не смог.
Мотнув головой, птенец не удержался, завалился на бок, закопошился и смешно задергал лапками с непомерно большими когтями. Но сил встать у него не нашлось, и он угомонился, чтобы отдохнуть. Кто же тогда, если не красноперый инухо?..
—