Мимик побледнел и сглотнул слюну, сделав вид, что поправляет закинутый за спину мешок, а сам растворился взглядом в звездном небе, лишь бы не встречаться с синими глазами Юлиана. Они, как казалось Момо, заглядывали в душу.
— А как у вас дела, почтенный? — стараясь сменить тему, поинтересовался заискивающе юноша.
— Нормально…
— Эм, а нормально — это хорошо или плохо?
— Порой нормально, Момоня, это всяко лучше, чем хорошо, — покровительственно улыбнулся Юлиан.
Момо перекосило от полной формы своего имени, но он стерпел.
— Почему? Ну… Ведь хорошо — это хорошо, а лучше «хорошо» только «замечательно». Разве нет, почтенный?
— Когда все идет слишком хорошо, Момо, это уже знак, что может разразиться беда. Перед грозой и бурей всегда случается благодатное затишье.
— Понятно, — пробурчал юноша, но фразу все-таки запомнил, чтобы сверкнуть ей перед какой-нибудь девицей.
Уже спустя десять минут он наблюдал, как Юлиан спокойно разговаривает с диковатым и норовистым трактирщиком, предлагая ему приобрести мясо. Тот упрямился, мотал огромной лысой головой и был недоволен. Но в конце концов, понимая, что перед ним стоит знатный горожанин, уступил. Вложил в настойчиво протянутую ладонь три сетта, забрал мешок и скрылся на кухне. Проходя мимо Момо, который ждал эти три серебряных, Юлиан как ни в чем не бывало спрятал их под свой плащ в кошель.
— В счет долга, — негромко бросил он и быстро зашагал к проулку. — Моя сума осталась в твоем доме, поторопись.
Скрипя зубами, Момо побежал за Юлианом, мысленно поливая его всеми известными ругательствами.
«Чертова пиявка! Дрянь!» — вопил он внутри себя. И тем не менее обрадовался, когда понял, что злодею неподвластно все и тот умудрился забыть свою сумку в доходном доме.
Позже, бесшумно двигаясь в темной комнате, Юлиан поднял оставленную у кресла суму, перекинул ее через плечо и направился к выходу.
— Я приду ко дню золотых фонарей, Момоня. Очень надеюсь, что к этому моменту ты подготовишь хотя бы десять серебряных, — сказал он, а затем зловеще добавил: — И только попробуй кого-нибудь подставить или обворовать!
— Что вы, почтенный! — Момо втянул голову в плечи. — Смотреть уже не могу на чужие кошельки. Тошнит, вот как есть, Химейесом клянусь!
* * *
Оставив Момо одного, Юлиан сбежал по ступеням вниз, распахнул дверь и поторопился покинуть вонючий, мерзкий проулок, омытый недолгим осенним дождем. Вверху распахнулись ставни. Женщина со второго этажа выплеснула на улочку содержимое горшка, однако веномансер вовремя остановился и выругался.
Так, попеременно любуясь полной луной и не переставая отслеживать выплескивание ночных ваз из окон, Юлиан покинул Мастеровой район. На воротах его встретили стражники, но уже не наги, а вампиры, поскольку из-за гонений наговское племя стало мало-помалу сниматься со своих насиженных мест и покидать город, боясь погромов.