Серая мгла сгустилась, и с неба сорвалась маленькая снежинка. Она легла на щеку, по которой скатилась слеза Момони.

Уголек клекотнул еще раз, на прощание, и оттолкнулся от крыши. Хлопнули крылья. Тело его тут же пропало во тьме ночи, скрылось в ней, будто растворившись, пока вдруг не вспыхнуло озаряющим пламенем посреди неба над Элегиаром. Его охватил огонь, и Уголек, гордо клекотнув откуда-то из небес, куда не достанет ни одна стрела, полетел на юго-восток. Не сразу по городу прокатился возбужденный людской крик, но вот он волной достиг даже дворца. И отовсюду: из дверей, из таверн, из окон — высовывался сонный люд, глядел на неторопливо парящую в высоте птицу. Уголек словно стал солнцем в ночи посреди бушующего ветра, который был ему нипочем. Сидя рядом с восторженным портным, Юлиан даже не вспомнил о предсказании про дитя Фойреса, потому что мысли его стали пространны, а сам он оцепенел, зачарованный огненным полетом феникса.

Наконец Уголек потух и скрылся в темных облаках, окончательно пропав. Снег сгустился, и вампир с мимиком, молчаливые, сползли со ската крыши к дыре. Оттуда через проем — в коридор, пока не спустились этажом ниже, в тесную комнатку. Юлиан взял свою суму, перекинул ее через плечо и подозвал к себе юношу. В отрешении, уже забыв о клейме, Момо подступил ближе. Мыслями он был еще там, на крыше, и если бы Юлиан вдруг развернулся и вышел, то он бы и этого не заметил. И хотя у вампира мелькнула недолгая мысль оставить юношу с несуществующим клеймом и поглядеть, как долго тот будет маяться, боясь совершить кражу, но все-таки решил закончить спектакль.

— Дай свою руку.

Юлиан снял с шаперона Момо свою золотую брошь, и тот вложил свою руку, почти взрослую, но еще в чем-то детскую, в ладонь вампира.

— Итак, именем старого Прафиала, обжористого Химейеса, зубоскального Гаара, любящей выпить Зейлоары, занудной Офейи и скользкого Шине я освобождаю тебя от маговской метки, Момо, а также от твоего долга. Сейчас я произнесу заклинание. Ни в коем случае не вздумай шевелиться и закрой глаза, чтобы почувствовать, как магия метки испаряется в воздухе! Авар-пур-пур! Кха-кху-ле!

Вздрогнув, Момо так и остался стоять зажмуренным. Не выдержав, Юлиан широко заулыбался — похоже, его шутливое заклинание восприняли всерьез. Потом портной все-таки распахнул глаза, похлопал ими, как ребенок, который еще не подозревает, что его обманули. И принялся прислушиваться к своим внутренним ощущениям, пока наконец тихонько не проговорил:

— Да… Будто жар внутри. И что-то перевернулось… Это так странно…