Юлиан подлил ему еще крови и вместе с Дзабой дождался, когда советник решит продолжить речь. Наконец опустошенный бокал встал на стол, и Илла, с выступившим румянцем на белых как смерть щеках, сказал:

— Завтра, Юлиан. Завтра будет подписано прошение о назначении Дзабанайи Мо’Радши на должность дипломата. Он займет место, которое заслужил благодаря своей преданности королевству, самоотверженности. Впрочем… Кое-что все-таки уже подписано…

И брови старика лукаво поползли вверх, а губы изогнулись в чуждой для него улыбке — доброй. Старик достал из-под мантии свиток, который уже доставал ранее в паланкине, и вложил его в руку Юлиану. Под выжидающим взглядом тот размотал шелковую нить и развернул документ — об усыновлении. Пробежал по нему глазами и невольно побледнел. Он знал, что это рано или поздно бы произошло, но исполненное Иллой лишь усугубило чувство вины, которое ворочалось внутри.

«Он сделал это именно в тот день, когда я собираюсь исчезнуть из его жизни», — подумал Юлиан.

Однако, понимая, что от него ждут благодарности, улыбнулся через силу и посмотрел на старика, который выглядел на редкость счастливым.

— Спасибо… Спасибо, достопочтенный.

— Я рад, — проговорил Илла, — что исполнилось то, о чем я и подозревать не мог. Что по обе мои руки сидят мои преемники: рода и политики.

Вопреки сложившемуся обычаю никого не трогать, старик Илла вдруг возложил свои сухие руки, обвитые громоздкими кольцами, на ладони своих преемников. Юлиан остался недвижим как статуя. В это время же Дзаба пылко поглядел на Иллу Ралмантона, как глядят на богов, готовясь присоединиться к ним же на пьедестале. В глазах мастрийца сверкали ум, честолюбие и амбиции, и Илла узнавал в нем молодого себя, только лишенного тех недостатков, что сгубили его на пути к вершине.

Меж тем глаза королевы Наурики разглядели это семейное воссоединение, и ее лицо тоже стало счастливым. Будь ее воля, она бы уже подошла к советнику с его сыном и поздравила их с тем, чего сама так страстно желала. Однако этикет к женщинам благородных кровей был строг, а потому она так и осталась сидеть и ждать, пока на нее обратят внимание. Словно чувствуя, Юлиан повернул голову. Королева поглядела на него так, как всегда глядят на фаворитов: с любовью, привязанностью и тоской по постели. Она улыбнулась только ему одному, но это заметили многие. Догадки двора разом нашли подтверждение. В ответ Юлиан тоже улыбнулся и едва склонил голову в почтении.

Толпа шумела. Толпа ярко и пышно праздновала.

— Жаль, жаль, — прошептал чуть позже Дзабанайя, вытирая рот платком. — Жаль, что на этом прекрасном пиру не будет Гусааба Мудрого. Но он скоро прибудет, и ты, Юлиан, увидишь мудрейшего, — он взглянул на Иллу и добавил: — Мудрейшего из людей… Не зря он носит такое великое звание.