— Сообщали. Но она все равно желает увидеться.

— Откажи! Не пускай ее сюда, Тамар!

— Знаю. Я лишь уведомил.

Тамар пропал в коридоре, отдавая приказ майордому, который топтался за порогом, но ничего не слышал из-за разложенных в спальне артефактов. И вот уже сам майордом пошел к королеве, упал перед ее повозкой на колени и сообщил, что, дескать, хозяин так сильно горюет о потере своего любимого сына, что не хочет никого видеть. Пусть даже этот кто-то будет священная особа королевской крови. Илла Ралмантон, достопочтенный консул, просит прощения, но также просит понять его утрату, которая невообразимо велика.

Наврав с три короба, майордом Кортий спрятал свой стыдливый взор в мерзлой земле, распластавшись перед королевой Наурикой Идеоранской.

Та смахнула с глаз, которые все ночи напролет плакали, снежинку и откинулась на подушки. В ее взоре разлилась печаль, и, вспоминая ласковые объятия любовника, женщина с трудом сдержала рыдания. Она снова погрязнет во мраке страха и одиночества. Снова будет окружена сотней слепых и глухих слуг, которые, даже если она им откроется, никогда ее не поймут и первым делом донесут королю.

— Хорошо! — сказал Наурика нарочито ясным голосом. — Я чту горе достопочтенного советника. Сообщи ему, что я сегодня помолюсь перед алтарями Гаара и Прафиала за душу Юлиана Ралмантона. Он был достойным жизни, но… Что ж, он хотя бы умер не безродным…

Скрывая от всех слезы в мехе куницы, привезенной с Дальнего Севера и теперь лежащей воротником вокруг шеи, королева отдала приказ вернуться во дворец. Ее огромная свита с гвардейским сопровождением развернулась на тихой улочке с платанами и пропала в сгущающейся завесе снега.

На Элегиар спустилась удивительно снежная зима. И, не случись той проклятой ночи, сейчас бы высыпали из богатых особняков Золотого города дети, впервые увидевшие снегопад. Засмеялись бы прохожие, наблюдая их возню в сугробах. Выросли бы подле платанов снежные статуи Праотцов и огромные ледяные крепости. Однако на город осела тоска. И не разносились нигде пения, не праздновали в этом году день Гаара, который случился как раз вчера. Весь город оцепенел в каком-то отрешенном состоянии опустошения, которое еще витало над всеми, хотя изменники уже давно были мертвы.

* * *

Под вечер Илла Ралмантон лежал, прикрыв измученные сухие глаза. Он казался едва живым и через силу шевелился. Вокруг него кружил Викрий, меняя повязки, в то время как Ариф снова возился с нагим трупом, думая, как бы передать дар. Голову мертвеца уже пару дней назад убрали после того, как по спальне расползся терпкий и сладко-жуткий запах гниения. С позволения советника ее закопали в саду, и демонолога наконец перестал преследовать взгляд бело-голубых глаз, подернутых смертью.