– При всем уважении, он пытался зарезать моего друга, когда я ему помешал.

– И тем не менее просишь меня принять ту женщину. Почему?

– От отчаяния, – признался Гаррет. – Этот выход показала мне ты и тот, кто тебя обокрал. Он пришел к нам, потому что сознавал, что мы – не ты. Против женщины, о которой идет речь, действуют какие-то силы. Я не ведаю, чья воля за ними стоит, но точно знаю, что не твоя. Получается, что у тебя единственное безопасное для нее место.

– Коли так, ей и правда жить недолго. Как ее звать?

Гаррет покачал головой.

– Ты согласна на эти условия?

– Я могу убить вас прямо сейчас, не сходя с места.

– Можешь, – согласился он. – Но так и не будешь знать ее имени.

Примерно вечность Тетка Шипиха поглядывала на него, блуждая мыслями где-то еще. Как будто прислушивалась к музыке, которой, кроме нее, никому не было слышно. Он взяла монетку, просунутую Ирит под дверь, и вложила ее обратно в ладонь девушки.

– Этого мало. Деньгами не купить, даже дочери Севера.

У Гаррета пересохло во рту.

– Тогда чем? – спросил он.

– Будешь мне должен услугу, – сказала Тетка Шипиха, уставив на него единственный глаз. – Всего лишь одну, но без вопросов и колебаний, когда я стребую ее оказать. Чего бы я ни просила, когда б ни попросила об этом. Вот такая цена.

– По рукам, – выпалил Гаррет.

Тетка Шипиха улыбнулась почти что с жалостью.

– Так прямо сразу? Да, все мы порой дураки. – Она снова обратилась к Ирит: – Договорились, дочка. Я возьму ее, присмотрю, оберегу ото всех и отпущу на волю безо всяких уловок, когда ты потребуешь либо когда она сама попросится уйти. А теперь рассказывай, как моим людям ее отыскать.

31

31

Во сне Элейна вытаскивала из-под кожи червяков. Она высматривала их у себя на шее с такого угла, под которым вне сна и без зеркала не взглянуть. Она пробовала их выщипнуть, при этом кожа подавалась под пальцами, будто земля. Черви были толще простых дождевых и желтее. Кольца их тел были твердыми, как будто они начали отращивать панцири, но пока получалось так себе. Поймав очередного, Элейна вытягивала его постепенно, ощущая, как покидающий ее плоть червь прекращает буравить ее шею. Боль вспыхивала ярко, сменяясь дрожью облегчения, как бывает, когда выдавливаешь прыщ. Умирающего червя она клала в ряд с другими собранными на грядках ее ран и тянулась вытаскивать следующего. При этом Элейна осознавала, что должна кривиться от отвращения, но согласно логике сна чувствовала лишь, как телу становится все приятнее.

Она поймала еще одного и откуда-то знала, что этот – последний. Как только она извлекла его, ее глаза открылись.