– Как придем, узнаем.

Они пробирались извилистой, узкой улицей. Проходя мимо окон, Гаррет ощущал давление пристальных взглядов. Синий плащ-одиночка в Долгогорье сам бы напрашивался на неприятности, но он не был синим плащом. Не сейчас.

Ирит свернула в переулок с домами, возведенными скорее из тени, чем из дерева. Ее шаги приобрели некоторую робость, и она разок оглянулась, словно желала воочию убедиться, что он идет следом. У Гаррета ныло между лопаток не хуже, чем в челюсти. Ирит подошла к двери с треснутой деревянной ручкой и петлями с внутренней стороны.

– Ты точно на это решился? – спросила она. – Сейчас мы можем уйти, но обратной дороги не будет.

– У меня вариантов нет, – ответил он.

Ирит замысловато стукнула в дверь и завела речь на своем языке – то ли на час, то ли на пару секунд. Сердце Гаррета колотилось о ребра, и он перебарывал себя, чтоб не хвататься за рукоять. Закончив, девушка извлекла монету из кошелька, перегнулась через слякоть и грязь и пропихнула деньги под дверь.

Ничего не случилось.

Ирит выпрямилась, вытирая руки о плащ, и пригляделась к одному концу переулка, потом к другому.

– Что сейчас происходит? – спросил Гаррет.

– Нам ответят. Может быть, скоро, может, попозже. Подождем здесь или вернемся в…

Дверь отворилась. Показавшийся мужчина был инлиском, широким в плечах и с твердым взором. Он взглянул на Ирит, потом на Гаррета, потом опять на девушку.

– Оставайтесь здесь, – произнес он и вернулся, закрывая за собой дверь.

– Можешь идти, – сказал Гаррет. – С этой частью я справлюсь один.

– Я уже объясняла, братец. Сейчас не время отходить в сторонку, как вообще-то и после. Что началось, дойдет до конца.

Гаррет сделал глубокий вдох, скрестил руки и пожалел, что идея явиться сюда пришла ему в голову. Над ними быстро темнела полоска бледного неба. Отзвуки ветра, напевавшего и насвистывавшего в полете сквозь город, были громче и свирепее того тоненького дуновения, что чувствовалось в переулке. Холод сочился в ноги и пальцы рук до тех пор, пока Гаррету не пришлось начать двигаться, чтобы вернуть чувствительность. Ирит казалась невозмутимой, но, может быть, то была лишь покорность судьбе. Когда жребий брошен, бессмысленно срываться на крик.

Дверь отворилась снова, и на улицу вышел тот же мужчина. У следовавшей за ним инлиски на одной скуле был длинный шрам и один глаз с молочным бельмом. Она носила бесцветные холщовые штаны и рубашку, а поверх рабочий жилет. Ее волосы были черны и топорщились коротким ежиком. На этот раз ее руки были чисты от крови.

Ирит повалилась на колени, склоняя голову. Удар сердца спустя Гаррет последовал ее примеру.