По ощущениям, в голове прояснилось, впервые после нападения в Доме Лефт. Плечо и шея ныли, но без той дергающей боли. Инлиска средних лет сидела у ее койки с зеленой шкатулкой в руках. Свет давала пара свечей в стеклянном коробе на столе. Элейна не сразу вспомнила, где она и как сюда попала.

– Еще греет? – спросила женщина.

Элейна до этого слышала ее имя. Эрья.

– Да, – произнесла Элейна, дотягиваясь до плеча и шеи. Там был намотан толстый бинт, и под ним чувствовалось тепло.

– Жар пока остался, но гниение мы убрали. Насчет припарки не волнуйся. Вечером приду и поменяю, как закончу работать. До тех пор пей побольше воды, пока моча совсем не очистится, и как можно больше спи.

Элейна кивнула, ощущение трущего скрежета под кожей оказалось не таким сильным. Оно не исчезло, но ощутимо уменьшилось.

Пока Эрья собирала содержимое шкатулки, пододвигала к постели бочонок с водой и готовилась уйти, Элейна вытянулась на спине.

– Мне приснилось, будто у меня под кожей червяки. И я вытаскивала их по одному. Не знаю, что этот сон означает.

– Обычный сон, – сказала Эрья. – Не значат сны ни черта.

Ее комната была небольшой. Стены сложены из обожженного кирпича со вставленными через промежутки железными крючьями толщиной с ее запястье. Каменный пол покрывал свежий тростник, койка – грубая холстина на раме из дерева и железа. Выходила Эрья через кирпичную арку, без двери и даже без занавески, намекавшей бы на личное пространство, – только поперек на высоте талии была натянута железная цепь. Мир Элейны состоял нынче из этой комнаты, широкого, но низкого коридора за ней и укромной ванной, где холодная вода поступала из трубы в стене и сливалась через пол – одно устройство служило одновременно уборной и душем. Порой из глубины залов доносилось эхо чьих-то голосов.

Она сознавала, что ей следовало бояться, но поначалу на глубокие переживания не было сил, а по ходу того, как один бессолнечный день перетекал в другой, пропало и всякое понимание, неделю она здесь или месяц, Элейна почти что свыклась со своим положением. Ее могли убить, но не убили. Стоило предположить, что им этого не хотелось.

Воспоминания о своем появлении в этих тайных покоях были отрывочными. Она помнила, как лежала в церковном приделе, боль в шее и плече ползла вверх по спирали, а лихорадка размывала границу между дремотой и бредовым кошмаром. Мужской голос отвечал ей что-то про Гаррета. После же цепь событий прерывалась. Помнилось, как ее несли на открытых носилках и капли дождя стучали по лицу. Ей было одновременно и холодно, и очень жарко. Она запомнила, как кто-то кричал, и темный переулок с потайной лестницей, ведущей вниз, в землю. Еще там была ее мать, облаченная в старомодный саван, как на древней гравюре. Отсюда Элейна вывела умозаключение, что этим отрывкам можно было доверять не во всем.