– Уже проблемы? – осклабился Падальщик.
Илайн невозмутимо вытащила из петельки в рукаве склянку и плеснула ее содержимое на замок. Жидкость зашипела, превращаясь в облачко пара. Мгновение спустя замок щелкнул, и дверь поддалась легкому толчку. С гордым видом Илайн переступила порог, а Падальщик в недоумении застыл на крыльце.
– Да кто вы, мать вашу, такие?! – воскликнул он.
– Городские домографы, – ответил Дарт, поднимаясь по лестнице.
Когда они все ввалились в дом – такой же темный и невзрачный, как и снаружи, Илайн уже добралась до хартрума и истратила несколько микстур. Стекло от разбитых склянок хрустело под ногами. Зато теперь безлюдь не противился их вторжению.
– Ты про эту стену говорил? – спросила она, стоя перед нишей со следами от гвоздей.
– Да. Раньше здесь было что‑то вроде шкафа. Или склепа. Его по-разному использовали.
– Склепа? – переспросила Илайн, изогнув бровь.
– У моего безлюдя увлекательная история. – Падальщик подошел к ней и, движимый желанием удержать ее внимание, охотно начал рассказывать: – Когда‑то здесь поселился трудяга. Работал на местной скотобойне. Тихий и спокойный с виду, но вспыльчивый был до ужаса. Только тронь. Ну вот один и тронул. Появился тут приезжий фермер, начал скупать земли по дешевке, вот и привязался к хозяину этого дома. Наглый такой и дерзкий, как будто жизней у него с десяток в запасе. Его – в дверь, а он – в окно. Ходил-ходил, а потом пропал. Думали, что вернулся к себе на ферму, потому и не искали.
Уже и трудяга тот помереть успел, и дом хозяев сменил. Вот они‑то и совершили открытие. Заметили заколоченную нишу, решили разобрать, – думали, крыса в стенах сдохла. Разворошили стену, а оттуда тело выпало. Так и нашелся фермер.
Владельцы съехали, а дом стал никому не нужный. И не вспоминали о нем, пока я не пришел у города приюта просить. Вот мне и предложили в глуши какое-никакое жилье. А я и согласился. Чего пугаться? Мы все живем на чьих‑то костях.
После его рассказа сомнений не оставалось: они нашли восьмого пострадавшего безлюдя и убедились, что находятся на верном пути.
– А когда случилось нападение?
– В конце осени, – без раздумий ответил Падальщик.
– Я не у тебя спрашиваю, – одернула его Илайн. – Ты и так наболтал достаточно. Я хочу узнать, что скажет безлюдь.
Она проверила запасы своих микстур и выбрала какую‑то одну, особую – что‑то вроде нюхательной соли, потому как не стала выплескивать ее, а просто поднесла склянку к стене.
Падальщик нахмурился, словно испытал действие загадочной микстуры на себе. Не прошло и минуты, как стены зарокотали, просыпаясь, и безлюдь заговорил. Голос его был похож на звон колокола – низкий и звенящий. Безлюдь не умел говорить связно, лишь выдавая отдельные звуки, в которых с трудом угадывались слова: и каждое сопровождалось тягучим «о-о-о». Он чувствовал бо-о-оль. Не мо-о-ог сказать, кто навредил ему. Это был