Благодаря длинным письмам Марты он мог ее глазами наблюдать закаты над Делмаром и то, как меняется море с наступлением лета. Он живо представлял эти картины, вспоминая годы, проведенные в строительной академии. Однажды он упомянул об этом и вдохновил Марту поделиться своим рассказом про учебу в академии искусств. Отец хотел вылепить из нее утонченное, полное музыкальной гармонии и художественного изящества создание, которое само могло бы сойти за прекрасную картину в галерее. О том, насколько чаяния отца воплотились в жизнь, она судить не бралась, но отмечала, что любила музицировать и терпеть не могла уроки рисования, поскольку тишина вгоняла ее в тоску. В ответном письме Рин признался, что его приобщение к искусству проходило с точностью да наоборот: он ненавидел уроки музыки и находил умиротворение, когда бродил по картинной галерее, наслаждаясь гулким эхом шагов.

Рин понял, как бездарно истратил время, проведенное в доме Олберик. Когда Марта была рядом, он даже не пытался узнать ее и не задумывался, как много общего у них. Они понимали друг друга и имели схожие взгляды на жизнь, чтобы вести беседы без споров, но открывая новые грани вещей. Их детство проходило по одним лекалам – с той лишь разницей, что Рин родился аристократом, а Марта полжизни провела в грезах своих отца и матери. Ее растили, как подобает: с гувернантками и наставницами, рассуждая, что даже если Лэрдам по судьбе не выпадет счастливый жребий, то манеры, воспитание и образование Марты позволят ей удачно выйти замуж. Их отцы были ревнителями аристократизма, истинного и ложного, воспитывали детей в строгости и порядке, прививая чувство долга перед семьей. И обоим это принесло разочарование.

Письма стали его сокровищем. Рин хранил их в ящике стола и часто перечитывал, возвращаясь в прошлое и наблюдая, как меняется голос Марты: от робких рассказов о природе до пылких посланий, после которых он был на грани того, чтобы нарушить все запреты и сорваться к ней.

В разгар лета он сообщил о своем намерении приехать в Делмар, и она откликнулась признанием, что ждет встречи. Но когда этот момент наконец настал, Рин растерялся, внезапно осознав, что быть откровенным в письмах намного легче.

Марта встретила его на пирсе, в сгустившихся сумерках. Она была еще прекраснее, чем он запомнил ее тогда, уезжая. Ее длинные волосы темными волнами ниспадали на одно плечо, открывая взгляду изгиб точеной нежной шеи, обвитой бархатной тесьмой.

– Вот ты и здесь, – сказала она, а потом взяла его за руку и, не обронив больше ни слова, повела за собой.