Так он пришел к мысли, что должен поступить иначе, и оказался на приеме у градоначальника. С Квиттом Шелмотом они были знакомы по службе и могли позволить доверительный, прямолинейный разговор. Понимая, что одними пожертвованиями приюту не помочь, Рин предложил изменить все – от провалившегося фундамента до прогнившей верхушки, решавшей судьбу сирот. У него на примете было подходящее здание, опустевшее после наводнения, и навыки управленца – единственное, в чем он еще не утратил уверенности.

Спустя несколько недель переговоров Квитт Шелмот добился того, чтобы бывшая школа Хоттона перешла в собственность города, а некий меценат, сохранивший анонимность, внес свою долю капитала.

Некоторое время Рин вел дела Хоттона, поэтому знал о накопившихся проблемах учебного заведения. В Пьер-э-Метале не обретало столько богачей, чтобы за их счет кормить огромного зверя. И постепенно грандиозная идея, уходящая в прошлое, стала увядать. Школа приносила все больше убытков и содержалась, скорее, как памятник предкам.

В детстве Рина пугала сказка про непутевого наследника, загубившего прекрасный сад, что оставил ему отец. Хоттон, очевидно, рос на других сказках, и в конце концов освободился от груза, тяготившего его долгие годы. И там, где прежде стояла школа для богачей, постепенно вырастал приют для тех, кого судьба лишила семьи и крова.

При поддержке градоначальника дело продвигалось довольно быстро. Рин надеялся, что к началу холодного сезона приют откроет свои двери для подопечных.

Уже к концу весны помещения очистили от сгнившей мебели, плесени и мусора. Избавляясь от ненужного хлама, рабочие добрались до галереи с портретами почетных учеников Хоттона. Рин распорядился снять холсты, не зная, что делать с коллекцией юных аристократов, запечатленных в картинах. Зато он точно знал, как поступит с одной из них.

– Это нужно запаковать и отправить в Калиф на имя господина Хоттона.

На несколько секунд рабочий залюбовался портретом девушки, а затем уточнил:

– А куда девать вторую? Разве это не парные картины?

– Нет, – отрезал Рин. – С другой делайте, что хотите.

– Но здесь, кажется, вы… – подметил рабочий.

Рин сцепил руки за спиной и уставился на портрет двацатилетнего себя. Раньше он был горд, что его запечатлели для галереи Хоттона, а теперь, спустя годы, признавал свое наивное заблуждение.

– В самом деле? – хмыкнул он. – А мне кажется, здесь совсем другой человек.

– И правда! – поддакнул рабочий, не желая спорить, и поспешил за стремянкой.

Портреты исчезли со стен, оставив после себя прямоугольные следы, похожие на замурованные окна. Вскоре под слоем штукатурки скрылись и они.