Шло время, и жизнь то притворялась тихой гаванью, то выплескивала на берег столько событий, что Рин не успевал удивляться новостям.
В конце весны Дарт и Флори обручились, и этот вечер принес душевное спокойствие и неожиданные открытия, вызвавшие у него смутную радость, смешанную с беспокойством и неловкостью. Случайность, что завела Рина в глубь сада, заставила его увидеть целующуюся парочку, сбежавшую подальше от толпы. Узнав вначале Деса, а затем Фран, соединив их двоих, он решил, что помутился рассудком, а когда понял, что глаза и разум его не подводят, поспешно удалился.
Это было не его дело, и все же он задумался о том, что видел тогда: очередное мимолетное увлечение Деса или нечто более серьезное и долговечное.
Спустя несколько дней на праздновании ярмарки они появились вместе, уже не прячась и обмениваясь такими взглядами, что все собравшиеся за столом «Паршивой овцы» чувствовали себя лишними. Рин осознавал свою ответственность за Фран, считая ее если не сестрой, то младшей родственницей, чья судьба ему небезразлична. Поэтому он не мог оставаться в стороне, наблюдая, как она, простая и настоящая, точно полевая ромашка, попадает в руки к тому, кто привык носить сорванные цветы в нагрудном кармане своих безвкусных жилетов.
Когда Фран отвлеклась на разговор, Рин подсел к Десу и красноречиво предупредил:
– Обидишь ее – я тебе морду набью.
– Если я обижу ее, ты найдешь меня уже трупом, дорогуша, – парировал тот и подмигнул. У Деса был только один ответ, словно все в мире существовало, чтобы стать поводом для его шуток.
Тем не менее этот случай отвадил Рина от проявления непрошеной заботы. Теперь он молча наблюдал, как стремительно меняется жизнь, уже ничему не удивляясь и не препятствуя. Его будто подхватило течение горной реки. Иногда он успевал зацепиться за камень или корягу, чтобы бросить взгляд на берег, а потом бурные воды тянули его дальше.
Все вокруг жили, влюблялись, создавали семьи, а он был полон вины перед каждой, кого целовал. Отослав портрет Рэйлин, он корил себя, что, пытаясь уязвить Хоттона, своей выходкой мог обидеть и ее. Переживал о судьбе Ройи, хотя Дес убеждал его, что она в безопасности и не найти места для беглянки лучше, чем Охо. И не было ни дня, чтобы он не возвращался мыслями к Марте, которую оставил. Это снедало его, и однажды он понял, что должен написать ей: о том, что ее помощь оказалась ненапрасной и дела постепенно налаживаются; что сам он осел в Пьер-э-Метале и чувствует себя заключенным; что здесь, на его удачу, не подают заливной пирог из сардин и, к несчастью, нет таких красивых закатов, как в Делмаре.