Она подкралась к Индрис, и та, почуяв неладное, обернулась…

Кулак Чеды впечатался в ее челюсть.

Индрис упала, но подняться не успела: в мгновение ока Чеда оседлала ее, нанося удар за ударом. Облегчение накрыло Чеду с такой силой, что она расхохоталась. Кровь выступила на синей куфии, и с последним, самым сильным ударом Индрис обмякла. Чеда даже не заметила этого. Удар за ударом, удар за ударом – даже на арене она не чувствовала такой радости!

Слова Месута некстати всплыли в памяти. Власть. Нужно научиться властвовать над собой.

Она расхохоталась еще громче. Сдерживаться? Зачем, если она может черпать силу из этой ярости, как из бездонного озера?

Куфия соскользнула с лица Индрис, и Чеда резко остановилась. Грудь ее раздувалась как кузнечные мехи. Перед ней лежала не избалованная королевская дочка, а беззащитная девушка с глубокими кровавыми ранами на лице.

Чеда оглянулась. Ставни в домах начали захлопываться.

Она вынула нож. Все изменилось: раньше ей оставалось только мечтать о том, чтобы остановить Индрис. Но девчонка не заслужила ножа. Желание убить ее родилось из ненависти, зреющей под корнями адишар, это была ненависть асира. Глядя на обнаженное лезвие, Чеда поняла вдруг, как часто становилась игрушкой в чужих руках.

– Это неправильно, – сказала она вслух, но, сопротивляясь воле асира, почувствовала себя такой маленькой перед силой ее праведного гнева!

«Ты что, жалеешь эту скулящую суку, порождение Короля-Исповедника?»

Чеда не знала ответа. Ей не жаль было Индрис, но убить вот так… Разве не против этого она боролась? Разве не за это презирала Воинство?

«И много ли это тебе дало?»

Много. Она проникла в Обитель Дев. Убила Короля. И пока живы остальные одиннадцать, пока живы все Девы, нельзя сходить с пути.

Гнев асира, так похожий на ее собственный, вгрызался в ее разум. Но, взглянув в изуродованное лицо Индрис, она почувствовала себя трусихой. Индрис заслужила трепку, заслужила, чтобы ее поставили на место… Но не так.

Чеда чувствовала, как их с асиром узы крепнут.

«Нельзя, чтобы ее нашли. След приведет к тебе».

Лезвие ножа приблизилось к горлу Индрис, боль в руке сделалась такой нестерпимой, что Чеду затрясло, слезы покатились по щекам. Все ближе и ближе… Стоило ему коснуться беззащитной шеи, как Индрис вздрогнула. Веки ее затрепетали, словно во сне, она застонала, тихо, как маленькая девочка, которой приснился кошмар.

– Она дитя Шарахая, – сказала Чеда.

«Она мерзкое порождения Бет Иман, личинка, зародившаяся в гнилом чреве Таурията».

– Разве она виновата в том, что родилась королевской дочерью?