«Прячься! – взмолился Сеид-Алаз. – Он тебя увидит!»

Но Чеда не могла больше прятаться. Другие Короли заняты, значит, у нее есть шанс убить Кагиля. Даже если это будет единственное, чего она добьется за все время у Дев, – значит, все было не напрасно.

Скарабеи преградили ей дорогу, но она послала на них асиримов и, сорвав с лица покрывало, с боевым кличем бросилась наперерез Кагилю.

Он заметил ее. Уставился, словно не мог поверить своим глазам, а затем пришпорил коня и понесся вперед, прорвался сквозь ряды Серебряных копий, сражавшихся с Воинством. Возле Чеды лежал мертвый скарабей с торчащей из груди стрелой, на нем валялось копье. Чеда подбросила древко носком сапога, перехватила в воздухе и, разбежавшись, запустила в Кагиля. Копье вошло коню прямо в грудь, он заржал, запрокинув голову, но не остановился. Чеда уже собиралась отпрыгнуть с его пути, как силы у несчастного животного кончились: оно запнулось и упало, вышвырнув Кагиля из седла.

Он тут же вскочил, не дав Чеде времени подбежать ближе. Сталь шамшира зазвенела о молот.

– Предательница! – крикнул он, вперившись в нее безумным взглядом. – Что ты с ней сделала? Что ты сделала с Индрис?!

Чеда отражала удар за ударом, не уступая, не отходя ни на шаг.

– Твоя дочь валяется мертвая под балконом. – Она перешла в наступление, обрушив на него град ударов, а когда Кагиль попытался пнуть ее, заблокировала удар и, быстро рванувшись вперед, врезала ему в челюсть кольчужным кулаком. Король-Исповедник упал, и Чеда, воспользовавшись случаем, рубанула его сверху вниз, но он успел заблокировать клинок молотом и, откатившись подальше, вскочил на ноги.

– Я заставлю тебя страдать за все прегрешения! – прорычал он.

– Как мою маму?

– Кого?

– Айянеш. Ты вырезал у нее на лбу знак тринадцатого племени.

Кагиль помедлил, но лишь на мгновение.

– Так ты ее дочь? – переспросил он и вновь кинулся в атаку. – Она недолго у меня гостила, девчонка, но я успел показать ей настоящее страдание!

Если он хотел разозлить ее, то просчитался. Его слова, наоборот, успокоили Чеду. Годами она надеялась однажды узнать, какая судьба постигла маму, кое о чем догадалась… И вот, еще один кусочек картины на месте. Ей показалось вдруг, что мама присматривает за ней.

Кагиль был силен и быстр, но Чеда чувствовала, как воля асиримов проникает в ее душу. Не тех, что сражались в гавани, – Месут слишком крепко держал их, – но тех, что остались в цветущих садах: и отказавшихся прийти на зов, и слишком ослабевших за века пыток. Они мерцали во тьме как сигнальные огни, пытались поделиться с ней своей силой.