Нет!

Орин качнулся вперед, словно хотел меня удержать. Но я попятилась по дорожке, подхватила клинки и кинулась в темноту.

Во мне бушевало чудовище – чудовище, состоящее из одних хищных лап. Нельзя было останавливаться, задумываться, потому что, сделай я это, думала бы только о словах Орина, о его ужасных словах. Эти слова разрушили бы мою жизнь, но эти слова так многое объясняли.

Я бежала, перепрыгивая через стены, ускользая в тень.

Не может это быть правдой!

Если так, значит я не дочь своего отца.

Если так, пусть даже я тиирна, мой титул ничего не значит в королевстве, построенном моим отцом и верном только ему.

Если так, моя кровь делает меня изменницей.

Моя нечистая кровь.

«И все же, – шепнул мне кто-то, – это так многое объясняет».

Не помню, как я оказалась перед той дверью. Не помню, как туда попала и, не раздумывая, постучала.

Дверь открылась, и заспанный Кадуан захлопал глазами, озабоченно нахмурился.

Я не дала ему заговорить – обхватила за шею и прижалась губами к его губам.

На долю секунды Кадуан остолбенел от удивления. Но быстро опомнился, обнял меня, с жадностью ответил на поцелуй. Мы оба горели. Он был без рубахи, а я в этом смешном вишрайском платье – нас разделяло так мало, но и это слишком мешало. Наше тепло смешалось, кожа касалась кожи, и поцелуй делался глубже, его язык пробовал мой на вкус, руки стискивали меня все крепче.

Я неуклюже дернула дверь, захлопнула. Он прижал меня к стене, я вскинула ноги, обхватила его за пояс. Когда мы соприкоснулись бедрами, мое дыхание стало рваным.

Вокруг меня, со всех сторон, был он – я успела так хорошо его узнать. Но такого я не ждала, не ждала такого голода, не ждала, что желание овладеет нами так быстро.

В самой глубине сознания кто-то шепнул: «Это ошибка». Я искала здесь спасения, хотела утонуть в прикосновениях чужих рук. И слишком поздно поняла, что рядом с Кадуаном становлюсь собой больше, чем когда-либо бывала.

Его руки скользили по моей нагой спине, по бокам, словно он хотел запомнить очертания каждого мускула под кожей. Его большой палец – один только палец – скользнул под одежду, погладил ребра. Почти не касаясь, но в этом была такая близость, что я со стоном прервала поцелуй.

Я желала его каждой жилкой. И знала, что он желает того же. Я чувствовала его желание, оно упиралось в меня самым очевидным образом, но это желание выражалось и в том, как он цеплялся за меня – словно умирающий цепляется за жизнь.