– Да как ты смеешь! – воскликнула Мстислава, захлебываясь в водовороте охвативших ее чувств. Главным среди них было негодование, и она решила дать ему волю, чтобы заглушить остальные – отвращение, стыд. И страх.

Здесь пахло даже хуже, чем в хлеву: грязной слежавшейся скотьей подстилкой, испражнениями, протухшим мясом и мертвечиной.

Незвана недоуменно приподняла белесые брови, и Мстиша кивнула подбородком на миску, гневно добавив:

– Как ты смеешь бросать ему кости, словно собаке!

На лице девки отразилось понимание, и она ухмыльнулась.

– Должно быть, потому, что он и есть собака. Только хуже.

– Да как ты смеешь, оборванка!

Водянистые глаза Незваны блеснули злым огнем, неожиданно озарив лицо девушки. Она по-прежнему была серой и невзрачной, но сияние очей странно оживило некрасивые черты.

– Разве сама не видишь? Он – зверь. Ратша никогда так долго не проводил в звериной шкуре. С каждым днем шерсть прирастает все сильнее. Если не нравится, как я с ним обращаюсь, можешь войти в клетку и покормить его с руки. Давай же, – презрительно прошипела Незвана.

Всучив Мстише миску так резко, что лежавшие там кости громыхнули, она быстро удалилась.

Оставшись наедине с волком, Мстиша беспокойно покосилась в угол, где тот, еле слышно ворча, грыз свою добычу. Дрожащими руками она отставила миску в сторону, подошла ближе и медленно присела на корточки. Не сводя с нее глаз, волк предостерегающе зарычал.

– Пожалуйста, – прошептала Мстислава. Она хотела окликнуть его, но язык не поворачивался назвать это враждебное, чужое существо родным именем. – Пожалуйста, вернись ко мне. Не уходи, прошу, – взмолилась она, и голос ее дрогнул. Она пыталась поймать его взгляд, но волк посматривал на нее исподлобья как на возможную угрозу.

Мстиша подождала еще некоторое время, но волк по-прежнему не покидал своего угла. Если в теле зверя и был заключен дух ее мужа, он явно находился слишком далеко.

Тяжело вздохнув, Мстислава выложила оставшиеся кости в клетку, но, несмотря на всю осторожность, с которой она двигалась, зверь, дернувшись, оскалился и затравленно прижал уши к голове. Только теперь она заметила рану на его лапе. Отчего-то она полагала, что Шуляку удалось залечить ее, но нынче княжна поняла, что тошнотворный запах исходил от незаживающей плоти. С трудом подавив подкативший к самому горлу рвотный позыв, Мстиша поднялась и нетвердой поступью поспешила прочь. Возвращаться в избу не хотелось: ее не прельщали ни духота, ни общество Незваны, ни ждущая в темном углу прялка. Мстислава бездумно углубилась в лес и, отойдя от избушки достаточно, чтобы та скрылась из виду, уселась на поваленное дерево.