«Всегда сражайся до конца».

Мстиша закрыла глаза, словно прячась от пристального отцовского взора.

Она тряхнула головой, отгоняя видение любимого лица, решительно сжала рукоять и, прокручивая запястьем левой руки, нанесла первый надрез. Бледная кожа окрасилась тонкой полосой багрянца. Мстиша втянула сквозь зубы воздух и подалась назад, запрокидывая голову, но быстро совладала с собой и заставила себя посмотреть на сочившуюся по предплечью кровь.

Свежий, отдающий железом запах щипал ноздри. Кожу жгло, и, подавив порыв прижать к ранке палец, Мстислава нанесла следующий порез. Она бы никогда не смогла причинить себе настоящий вред – даже этому ненавистному телу, – поэтому действовала осторожно и расчетливо. Она не любила боли, но сейчас желала ее. Было ли это стремлением наказать себя или вытеснить иную, куда более глубокую муку? Мстиша одергивала себя, не позволяя размышлять.

От мыслей одна морока.

Мстислава удовлетворилась, только когда оба предплечья покрыли живые алые узоры. Тонкие струйки переплетались в причудливом танце и множились, сбегая вниз, на понёву и наст. Странно. Кровь была теплой – отчего же Мстише делалось все холоднее? Наверное, она слишком долго просидела на снегу. Пора было отправляться домой. Запал прошел, и хотелось спать, но сил на то, чтобы подняться и добрести до избушки, не осталось.

Мстиша вздохнула, натянула рукава на истерзанные запястья и, обняв себя, свернулась клубком. Она прикрыла глаза. Показалось, что кто-то погладил ее по голове – ласково, едва заметно. Не размежая век, Мстислава сонно улыбнулась. Откуда-то из глубин сознания послышался тихий, незнакомый и скрипучий голос: