– Ты… – Ее посиневшие губы не слушались. – Ты убил его?

– Да, родная, не тревожься. – Обернувшись через плечо, он бросил взгляд на издохшего зверя: на серый растрепанный мех мирно опускались снежинки. – Он больше не причинит тебе вреда.

– Но ведь… – Брови Мстиславы горестно изогнулись, а глаза наполнились слезами. – Колдун сказал, что… – Она рвано выдохнула. – Теперь ты…

– Да, – просто согласился Ратмир и нежно погладил ее по щеке. – Теперь я снова стану оборотнем.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Он должен был столько сказать ей, но слова не шли. Пока не шли.

– Ты ведь будешь любить меня и таким? – наконец заставил себя слабо улыбнуться Ратмир.

Мстишины глаза расширились, будто она не верила своим ушам. Будто, даже в шутку усомнившись в ней, он сказал что-то святотатственное, и вместо ответа она со всей силы прильнула к нему. Ратмир крепче прижал Мстиславу к себе и тронул коня.

– Домой, – негромко сказал он и почувствовал, как глубоко и облегченно вздохнула Мстиша у него на груди.

Они медленно ехали по тихому, поседевшему за одно утро лесу, а над ними, гордо раскинув крылья, точно стяг реял Бердяй.

Эпилог

Эпилог

Поленья весело потрескивали в очаге, и Мстиша придвинулась чуть ближе к огню. В эту долгую осеннюю ночь, что, как говаривала Стояна, ехала на двенадцати подводах, особенно хотелось света и тепла. Вспомнив старую няню, она улыбнулась: та должна была прибыть в Зазимье сразу, как окончательно установится зимняя дорога. Мстиславе не терпелось повидаться с няней, но она успокаивала себя тем, что Стояна задержится с ними надолго: ее помощь совсем скоро понадобится Векше.

Мстиша опустила глаза на вязание на своих коленях – ее вклад в приданое для младенца. Спицы, что смастерил Шуляк, остались в его избушке, но Ратмир вырезал ей новые, еще краше старых, и одеяльце выходило справным и теплым.

Княжна перевела задумчивый взгляд на очаг. Тот самый, в котором год назад она едва не сгубила их с Ратмиром жизни. Но Мстиша смотрела спокойно, и в ее душе больше не жила тревога. Она чувствовала, что сполна искупила свою вину.

Мстислава потянулась к зеркалу, лежавшему на столе. Она все никак не могла насмотреться на себя и иногда просыпалась посреди ночи от ужасных сновидений, в которых снова становилась Незваной, а Ратмир по-прежнему не узнавал ее. Каждый раз, глядя на свое отражение, Мстиша обещала себе, что не станет смотреть на левую щеку, которую отныне пересекал багровый след волчьего когтя. И всякий раз она не сдерживалась и смотрела, находя в шраме странное, мучительное удовлетворение. Оставленный тем самым существом, что отныне, стоило в небе показаться полной луне, захватывало власть над Ратмиром, он удивительным образом связывал их еще крепче. Шрам, навсегда лишивший черты Мстиславы былого совершенства, служил напоминанием о том зле, что она причинила ему.