Она оказалась на полу, а сверху, вдавливая ее в жесткие доски, нависал Желан.

Мстиша попыталась закричать, но огромная грязная ладонь зажала ее губы.

– Заткнись! – прошипел он и, быстро выудив из-под полы заляпанный пузырек, вытащил зубами пробку. Больно стиснув Мстишину челюсть, Желан заставил ее открыть рот и принялся вливать в него содержимое пузырька. Мстислава попыталась выплюнуть вязкую зловонную жидкость, но разбойник встряхнул ее и сквозь зубы прошипел прямо в ухо: – Пей, не то пожалеешь, что на свет родилась!

Скованная страхом, Мстиша покорно сглотнула, и по телу пробежала дрожь омерзения.

– То-то же, – с мрачным довольством хмыкнул он, не сводя с Мстиславы горящих холодным бешенством глаз. – Небось думала, меня уже черви гложут? Как бы не так. – По-прежнему держа Мстишу за челюсть, он притянул ее к себе. Страшные, ставшие совсем звериными черты начали расплываться перед глазами. – Ты мне за все ответишь, стерва, – выплюнул он ей в самое лицо и наотмашь ударил по щеке.

Жгучая боль была последним, что почувствовала Мстислава, прежде чем провалиться в липкий, отвратительный дурман.

В походе Ратмир был сам не свой и не мог думать ни о чем, кроме Мстиши. Или Незваны, он уже и не знал наверняка. Догадка сводила с ума, нужно было выяснить правду раз и навсегда, и на пути домой он едва не загнал лошадь до смерти. Добравшись до города, он не поехал в детинец, а направился прямо в усадьбу Хорта, оставив друга в полном недоумении. Но когда Ратмир с порога велел привести к нему Незвану, ключница лишь развела руками:

– Как водой смыло девку, уж седмица скоро пойдет, как пропала.

– Что значит пропала? – отбросив всякие приличия, гаркнул он.

Кислица оскорбленно поджала губы и, не скрывая презрения к служанке, ответила:

– А вот так. Пропала вертопрашка, и поминай как звали!

Не успел Ратмир рассердиться и потребовать объяснений, как во все еще открытые ворота влетел гонец:

– Княжич! Беда! Нынче ночью разбойничий главарь из острога утёк!

Голова раскалывалась от боли, в горле пересохло. Качка только усиливала тошноту. Откуда-то снизу слышалось тихое и размеренное шуршание. Сквозь дурноту доносились запахи желудей, прелой листвы и зверья. Запахи леса.

– Пить, – простонала Мстислава и не узнала собственного голоса.

Лоб терся обо что-то жесткое, и она хотела отодвинуться, но не сумела. Противно щекоча щеку, вниз сползала слюна, и, морщась от боли в затекшем непослушном теле, Мстиша извернулась и вытерлась о плечо. Она не без труда разлепила склеившиеся ресницы и быстро заморгала. Яркий свет резал глаза, и Мстислава снова застонала.