Видимо, удивление слишком легко читалось на лице Асин: Атто усмехнулся.
– Ты не смотри, что я тощий. Если жизнь лишает человека преимуществ в чем-то одном, он ищет другие. Становится хитрее. Или постоянно носит с собой оружие. Тавелли должен был отвлечь тварь. Тварь, которая до этого разорвала не один десяток разведчиков. Кажется, именно так действовали и вы с Вальдекризом?
Как же много знал Атто для человека, который до недавнего времени обучал правилам безопасности, стриг круглые кроны деревьев и мел дорожки на территории училища. Вальдекриз не расписывал их действия в отчете. По крайней мере, так он сказал.
– Твой дружок иногда выпивает со мной, – пояснил Атто. – В общем, как ты понимаешь, в тот день боги напрочь позабыли о Тавелли. У них, должно быть, нашлись дела поинтереснее. А может, они просто так развлекаются: дают человеку защиту, чтобы потом в какой-то момент попросту отобрать ее и оставить его растерянным и голым.
Сидевшая у Атто на спине Мирра фыркнула. То ли одобрительно, то ли возмущенно.
– Он не смог сделать ничего. Даже вскрикнуть. Просто стоял и вдруг упал. Я и сам не помню, как выжил. Я летел. Но недолго – островок тот почти царапал воду корнями деревьев. А потом океан пил мою кровь, неспешно унося меня все дальше и дальше. – Атто ненадолго замолчал. – Позже я видел, как разрушился тот островок. Он падал вниз, камень за камнем. И где-то среди обломков я заметил высохшее тело. И, знаешь, Асин, в тот момент мне было не жалко его. Я жалел себя. Мертвым ведь все равно, что будет дальше. А вот я остался жить. У меня теперь вечно дергалась голова и дрожали руки. Я даже слова выговаривал с трудом. Железный скелет сломал меня снаружи и внутри.
Поля тянулись бесконечными зелеными полотнами, лишь вдалеке выглядывали кажущиеся совсем крохотными домишки. Замерла, раскинув крылья-лопасти, деревянная мельница, которая возвышалась над острыми крышами, отбрасывая длинную тяжелую тень.
– И все же иногда я думал: как сильно ненавидел меня Тавелли? Ну… перед смертью, – сказал Атто, и голос его не изменился – не погрустнел, не потяжелел. Будто, даже если он и правда о таком думал, это не имело теперь значения.
– Не ненавидел, Та-та. – Мирра пригнулась, почти прижалась щекой к щеке Атто. Она напоминала куколку своим лицом-сердечком, бескровными губами и невозможно огромными сияющими глазами. – Я не помню тебя, не помню. Сколько таких было? Много. Страж, – это слово она подхватила у Асин, так и не сумев вспомнить, как называл изобретение отец, – не подпускал вас. А рыжего помню. Помню. Лицо красивое, доброе. Глупое такое. И улыбка, – она провела пальцем от одного уха до другого, – широкая. Он не нравился стражу. И мне не нравился. Зачем ты улыбаешься, когда ног нет? Зачем, а?