– Неужели это так плохо? – спросила Асин, махнув рукой, точно крылом.

– У Маритар тоже был друг, из-за которого она начинала с ума сходить. Совсем как ты, – пояснил папа, но глаз не поднял. – Бывало, даже забирала тебя, еще совсем маленькую, с собой – и уносила к нему. Видишь этот шрам? – он показал на свою длинную улыбку и усмехнулся. О таком он не рассказывал раньше, видимо не желая вспоминать. – Она оставила, когда еще тебя в себе носила…

– А ты ее, стало быть, как и меня, запереть дома пытался? – бросила Асин и, не дожидаясь ответа, развернулась на пятках.

– Может, и пытался. – Слова папы влетели ей в спину и разбились на множество мелких осколков.

Асин стиснула зубы, сжала кулаки и бросилась к приоткрытой калитке. Она расслышала лишь, как позади папа обратился к Атто, точно к старому другу: «Присмотришь за ней?» Ленту она швырнула на дорогу, наступила на нее, втаптывая в сухую пыль. Хвостики жалобно извивались, но их Асин придавила носом туфли – и они застыли. В этот самый момент кто-то вцепился в ее платье, потянул назад. Повернувшись, Асин увидела рядом Мирру. Девочка вытирала кулаком под носом, громко шмыгая, а ее стеклянные глаза влажно блестели.

– Ты очень трусливая, – глухо сказала она. – Я не думала. Не думала, – повторила она – и вдруг разрыдалась, так горько, что Асин невольно застыла.

– Неразумно ты поступаешь, Асин, – послышался за спиной голос Атто.

Затворив за собой калитку, он вышел на дорогу. Он подхватил Мирру под колени, свернул в маленький пищащий комок и, оторвав от земли, прижал к груди. Его тут же укусили – не со зла, в благодарность. Порой непоседливая Мирра выражала разные чувства совершенно одинаково.

– Не мне говорить, но ближе отца у тебя никого нет. Сам без родителей рос. И ты видишь, каким стал, – тихо произнес Атто, покачивая Мирру.

– Сильным, – бросила Асин и тут же мысленно отругала себя. Она не сказала «хорошим», «добрым» или «понимающим», нет.

– Сильным, Асин. Но непроходимо тупым. Твой тщедушный небось уже растрепал тебе все про Тавелли?

Опустившись на одно колено, он поставил Мирру на землю, чтобы она, уже переставшая плакать, забралась ему на спину. Делала она это умело, шустро, будто промедлишь – и не разрешат больше кататься. Атто кряхтел, ругался сквозь зубы, но все же улыбался, когда тонкие ручки крепко хватались за него. Асин удивлялась: ведь эта девочка забрала у него прежнюю жизнь, уничтожила непобедимого демона, превратив его в покрытого шрамами печального старика. Новое имя Атто так и переводилось, не уважительно, а пренебрежительно и просто – «дедуля».