К следующей странице была приклеена мятая записка. Буквы на ней, приземистые бочечки с наклоном влево, стояли ровно, одна за одной, будто ожидая, когда же их прочтут. Асин осторожно провела по ним пальцем – очертила заглавные, мазнула подушечками по тянущимся вверх и свисающим вниз завиткам.

«У, – так начиналось послание. – И не надоело тебе? Вокруг все цветет, а ты сидишь один, в холоде и темноте. Я нарвала тебе сирени. Она пахнет теплом. И от нее щекотно в носу. Будем дружить?»

Наверняка записку поначалу смяли, швырнули в дальний угол комнаты, которая отчего-то представлялась крохотной и сырой, а затем подняли, разгладили ладонями и убрали в самое надежное место – между страниц распахнутого сердца.

Дружбы не получилось, – ответил Вальдекриз из прошлого на так и не озвученный вопрос. – Девочки бегали по саду, будто вокруг не существовало никого, кроме них двоих, гуляли по дорожкам, говорили – только друг с другом. И ни разу не заглянули в мое окно. Я даже написал ответ: «Будем». Но разозлился и разорвал его. А потом они исчезли.

В какой-то момент я посмотрел на улицу и не увидел их. Лишь увядающую, скручивающуюся сирень, которую жрало беспощадное солнце. У сарая стояли деревянные ведра; под низенькой лавочкой, на которую наползал раскидистый круглый куст, валялась щетка. Сад опустел. По дорожкам скакали разве что птицы, которых раньше гоняла, размахивая руками, младшая сестра. Хотелось придумать ей обидное прозвище. И крикнуть громко, чтобы она услышала и разозлилась. Но мой голос кто-то забрал.

Внизу кривыми буквами было выведено: «ЛЫСАЯ ДУРЕХА!» Юный Тьери Карцэ безмолвно кричал на страницах дневника.