«Небокрушитель» встретил ее разлившимся по палубе солнцем и запахом древесины. Асин рухнула на колени, стоило кораблю чуть качнуться, но ей тут же помогли подняться, взяв под мышки. Тот самый юноша, рыжий-рыжий, широко улыбнулся, смахнув тугие кудри со лба, и поинтересовался, все ли в порядке. Асин хватило сил лишь кивнуть и коснуться своих щек ладонями. Ей было холодно – и кожа покрывалась мурашками. Она озиралась, но не могла найти места, где спрятаться от любопытных глаз. С ней хотели говорить, будто она и правда гостья. Она же хотела проснуться дома, обнаружить на полу упавшее одеяло, поднять его и поплотнее укутаться. Но, сколько она ни моргала, ни терла слезящиеся глаза, «Небокрушитель» не пропадал.

– Держите, – раздался за спиной голос Альвара, и на плечи лег его плащ, теплый и тяжелый. – И я бы предложил вам присесть. Боюсь, как бы вы вновь не упали.

Асин молча согласилась. Но вместо того, чтобы найти укромное место, оградив себя от возможности случайно свалиться с «Небокрушителя» в спокойный океан, она села на фальшборт. Она уже тонула, и в какой-то момент ей стало совсем не страшно. Вода будто обнимала ее, забирая с заботой любящей матери весь ужас, а с ним – и мысли. Асин представила даже, как плывут, затягивая свою песню, большие киты, ударяясь о борт плавниками-веслами, и она, закрыв глаза, откидывается назад. Платье красиво трепещет на ветру, а волосы обращаются облаком. И нет больше Асин-искры, Асин-аномалии.

– Все в порядке? – спросил Альвар, коснувшись ее ладони. Вальцер стоял за его спиной, снимая с запястья насквозь промокшую ткань.

– Нет, – честно ответила Асин, переведя взгляд с него на нос «Небокрушителя».

Она подумала, что «в порядке» – это спать на сене, когда вокруг носятся собаки, это толстый кот, с неохотой взбирающийся на деревянный приступок, это папа, мнущий тесто, которое вечно липнет к рукам. Но вокруг не было ничего привычного, дарящего покой. Лишь чужой корабль, чужие запахи, чужие люди. И Вальцер, напоминавший скорее о том, как сильно все изменилось.

Глядя на его запястье, Асин потянулась к кружевным оборкам платья – оторвать, распрямить, обмотать, – но он жестом отказался от помощи. Голубая нить расползлась, печально и осуждающе повиснув, а вместе с ней покачивалась на ветру и полоска ткани, напоминавшая волну. Асин было жалко – себя и наряд, подаренный отцом, – а еще, совсем немного, она злилась на мать. Ведь именно из-за нее Асин родилась такой. Аномалией, искрой, шумом – кем угодно, но не человеком.

С ней и правда вечно все идет не так. И дело даже не в просыпавшихся аномалиях, которые явно реагировали на сильный шум. Она расстроила папу. Она разбудила кошек. Из-за нее разлучили Вальцера и Мирру. А Вальдекриз…