Она крепко зажмурила глаза.

– Лакс, черт бы тебя побрал! – Колетт схватила ее за щеки. – Ты обещала, что теперь мы все будем делать вместе. Так что не вздумай умереть у меня на руках. Мы справимся. Ты меня слышишь?

Ее веки опять затрепетали. Глаза нашли меня. И Колетт.

И наконец она кивнула.

– Действуйте же! – закричал я доктору Страттори, еще крепче сжимая руку Лакс.

Элен медлила:

– И все-таки, поскольку ты не владеешь магией, неизвестно, чем это кончится…

– Действуйте! – взвыла Милли.

В тот же миг накатила боль. Словно острые сосульки пронзили мне голову, грудь, все жизненные органы. Я прикусил язык, сдерживая крик…

Нет. Я все-таки закричал. Открыл глаза, преодолевая слепящую боль, чтобы посмотреть, как там Лакс…

Боже мой. Такие муки ей приходилось терпеть много месяцев. И даже лет.

Я все крепче и крепче сжимал ее руку. Если я погибну, спасая ее, если она будет винить себя в этом…

– Давайте я тоже помогу! – прозвенел где-то вдалеке голос Колетт.

– Она не согласится. – Голос Элен Страттори по-прежнему звучал холодно и бесстрастно. – Разрешила только им троим.

– Лакс, не упрямься! Позволь помочь!

– Переведи на меня! – воскликнула тетя Кэролин.

– И на меня!

Вперед ринулись все. Тетушки в платьях для канкана. Вольф и другие дяди. Нана. Двоюродные сестры. Троюродные братья. Все Ревелли, кто был за кулисами, тянулись ладонями к Милли, ко мне, к Роджеру, к самой Лакс.

Ради своей примы они были готовы вытерпеть страдания. Ради своей племянницы, внучки, сестры, подруги. В благодарность за все, что она для них сделала, они вынесут любые муки.

– Нет! – закричала Лакс, но на ее щеках, подобно первым проблескам весны после унылого зимнего холода, расцвел едва заметный румянец.