Автомеханика мягко остановилась, и Стром помог мне вылезти.

Мы подъехали к его дому – увидев это, я не нашла в себе сил удивиться.

– Идём.

На этот раз Стром повёл меня прямиком на второй этаж – я успела увидеть, что на первом, как и в прошлый раз, не убрано, в камине полным-полно золы, в на столе – грязных чашек, огрызков и немытых тарелок.

На втором – где я прежде не бывала ни разу – оказалось немногим лучше, и всё же здесь было по-своему уютно. Через круглое окошко в комнату лился свет, делавшийся разноцветным от сине-жёлтых стёклышек, и постельное белье на кровати без покрывала казалось свежим.

– Как раз перестелил, – сказал Стром, поймав мой взгляд. – Ванна – вот там. Под раковиной есть пара полотенец. Чистые. Если что понадобится, скажи, я принесу. И не стесняйся – здесь можно кричать, плакать… Никто не услышит. Оставайся, сколько потребуется. Я посплю внизу – а сейчас поеду в центр. – Он помедлил, словно раздумывая, сказать ли мне ещё что-то или промолчать. – Никому не открывай, – наконец добавил он, а потом неловко коснулся моего плеча – только кончиками пальцев в неизменных чёрных перчатках – и тут же отдёрнул руку.

* * *

Несколько дней я не выходила из дома Строма. Не помню, что именно делала там, на втором этаже, под жёлто-синим круглым окном – как будто память милосердно вытеснила то, о чём не стоило помнить. Сохранились только отдельные воспоминания о тех днях.

Помню, как Стром приносил мне еду, которую я не могла есть, и свежие полотенца, – под душем я сидела подолгу, часами – и что как-то раз, обнаружив меня рыдающей на полу, силой влил в меня несколько рюмок снисса. После них я уснула почти сразу же – до этого, кажется, я очень долго не спала – но сон был тяжёлым, и я плавала между тёмными кошмарами и явью, плача или вскрикивая.

Через несколько дней после этого я впервые спустилась на первый этаж – ноги казались стеклянными, а лестница – высокой и крутой, как горный склон. Стром встретил моё появление без удивления – только поставил на огонь чайник и выложил на стол хлеб, сыр, ломти окорока.

Мы молча ели, и Стром подливал мне чай каждый раз, когда пустела чашка. Только потом он наконец спросил меня, что именно случилось – и я рассказала. Мне удалось сделать это без слёз, спокойно – я просто перечислила факты, говоря о себе и свой семье, будто о посторонних.

– Мне жаль, – сказал Стром тихо, когда я закончила. – Но слова сейчас бессмысленны, так ведь? Я знаю. У тебя есть ещё неделя отпуска – это всё, что мне удалось сделать. До тех пор я буду охотиться один. Но до конца отпуска… Постарайся справиться с тем, с чем справиться невозможно. Никто не сделает этого за тебя. – Он горько усмехнулся. – Здесь, в столице, в Гнезде, все очень милы с тобой, пока это ничего им не стоит. Но не рассчитывай на большее просто так… Большее тебе придётся вырывать у них самой.