Краем сознания я успела поймать, уловить, что чем дольше я отказываюсь понимать, принимать случившееся – тем на более долгий срок мне удастся отложить то чудовищное, немыслимое горе, которое свалилось на меня. За эту мысль я и уцепилась – и сидела на злосчастной садовой скамейке, в распахнувшемся халате, дрожа, как от лютого холода, обнимая себя так крепко, что стало больно рукам.

Такой меня и обнаружил Кьерки, по обыкновению вышедший в сад с утренней кружкой кофе. К тому моменту он уже не так опекал меня, как поначалу – и всё-таки он сразу понял: что-то случилось.

Как будто сквозь туман я видела, как он садится рядом со мной, слышала, точно сквозь толщу воды, как пытается завести разговор. Бесполезно – с тем же успехом он мог пытаться разговорить скамейку подо мной, поливальный фонтанчик у ног, небо над головой…

Я судорожно сжала письмо, и бумага прорвалась в паре мест. И, словно это было сигналом, голос Кьерки в первый раз достиг меня сквозь плотный кокон, и я услышала:

– …случилось? Позвать кропаря? Сорта? Ты меня пугаешь.

И тогда я заплакала – сразу, будто повернули кран, или, точнее, два крана. Когда-то мама говорила мне, что от большого горя человек не плачет, а столбенеет, и первое время ему не до слёз… Что ж, теперь я потеряла её, сестёр – и она оказалась и права, и не права одновременно – слёзы текли и текли по щекам, но я ничего не чувствовала, как будто всё это происходило не со мной. Как будто я больше не была собой… И в тот момент мне никогда не хотелось бы становиться собой опять.

– Сорта? Эй… Сорта… У тебя ведь сегодня охота? Кого мне вызывать?

Я только позднее сообразила, что Кьерки не побежал за кропарём сразу потому, что я изо всех сил вцепилась ему в рукав… Наверное, явись из-под земли гигантский вал, высоко выбрасывая фонтан острых льдинок, я бы и тогда не разжала пальцы.

Я представила этого вала во всех подробностях – многолетние наросты льда на бугристой спине, острие плавника, маленькие тёмные глаза. Я видела вала лишь однажды – на групповой охоте, в которой мы со Стромом принимали участие. Тогда мне почти не довелось поучаствовать в добыче – моё копьё с ловушкой-сетью вонзилось в снег слишком далеко от вала, другое оружие с этими снитирами использовать не позволялось – так что после осечки делать мне было уже нечего. Только стоять в стороне – и стараться не попасть под удар чудовищного хвоста.

Сейчас я бы не сумела увернуться.

Я начала смеяться – мелко, не своим смехом – и тогда Кьерки перепугался не на шутку.

– Сорта! – он схватил меня за плечо другой, свободной рукой, и с силой встряхнул. – Приди же в себя! Что случилось?