Это последнее, что видит Виоли, прежде чем мир погружается во тьму.

Беатрис

Беатрис

На следующий день после визита в Сестринство Святого Эльстрида, Беатрис не может выбросить из головы свой разговор с сестрой Элоизой. То, что она сказала об ее матери – и что в некотором смысле еще более удивительно, об ее отце, – не дает Беатрис покоя. А если она не думает об этом, то думает о предстоящем уроке с Найджелусом, и ее пробирает ужас от того, что, как она догадывается, он может сказать.

Паскаль не слишком-то помогает, хотя, конечно, она никогда бы ему об этом не сказала. Он пытается, но таков уж юноша – всегда хочет найти в ситуации что-то хорошее.

– Звезды сделали тебе подарок, Триз, – говорит он тем утром за завтраком, когда Беатрис признается ему в своих страхах. – Они не могут быть настолько жестоки, чтобы превратить этот дар в яд. То, что произошло, было… недоразумением. Или, возможно, совпадением.

– Совпадением? – скептически спрашивает Беатрис.

Делая глоток кофе, он поднимает брови.

– В этом дворце есть несколько человек, у которых куда больше причин желать твоей смерти, чем у звезд. Мы не можем исключать возможность того, что твоя внезапная болезнь была вызвана вовсе не твоим желанием.

Эта мысль не приходила Беатрис в голову, но она не выдерживает критики. Если бы мать хотела ее смерти, принцесса уже была бы мертва. Если бы Жизелла каким-то образом могла отравить ее, не покидая темницы, то не стала бы этого делать, прекрасно понимая, что Беатрис пока что ее единственный шанс на свободу. Однако она не говорит этого Паскалю. Она решает позволить ему верить в эту утешительную историю до тех пор, пока они не получат настоящий ответ.

Но Паскаль продолжает говорить. Он ставит свою кофейную чашку на блюдце и наклоняется к ней через маленький столик, за которым они сидят в ее гостиной.

– Даже в Селларии тебя будут почитать как святую, когда узнают. Девушка, которая может создавать звезды, – говорит он низким голосом.

От этих слов по ее телу пробежала дрожь. То ли от возбуждения, то ли от ужаса – она не уверена, от чего именно. И все же сказанное им не выходит у нее из головы до самого конца дня. Даже сейчас, когда они вместе поднимаются по лестнице в лабораторию Найджелуса, Беатрис не думает, что хочет быть святой. Она задается вопросом, может ли девушка, которая создает звезды, посвятить себя не только этому.

Кроме того, святые быстро умирают, не так ли? Это неотъемлемая часть роли, и Беатрис от этого не в восторге.

Больше всего на свете она хотела бы поговорить с Дафной, но понимает, что не может. Не только потому, что не знает, как Дафне удавалось с ней связываться, а она сама не настолько глупа, чтобы записать такие слова на бумаге. Скорее потому, что она не доверяет сестре. И, судя по молчанию Дафны, наступившему после смерти Софронии, она тоже ей не доверяет.