Кровь юных человеческих созданий имела другой запах, нежели кровь взрослого. Со временем я узнал, что кровь женщин имела сладкий вкус, кровь мужчин – более терпкий, у крови животных более растительный аромат, а кровь детей – самая легкая закуска из всего списка.

По мере того как мое тело отвергало детскую кровь, перед глазами появлялись трупы детей, которые стали жертвами моей жажды, и меня накрывало непередаваемое чувство вины.

Следующие несколько дней, проведенные в запертых покоях, меня навещала только служанка – поила успокоительными отварами. Все дни заточения мне снились дети и кровь, которую я не смог принять. В моих снах они рыдали и просили о помощи, вопя от страха. И так каждый проклятый день. Я просыпался от собственного крика и слез, и все, о чем мог думать, так это каким чудовищем стал.

Я боялся самого себя.

Мама так и не навестила единственного сына в дни его собственного ада. Возможно, будь она в тот момент рядом, все могло бы стать иначе. Возможно, я бы не возненавидел родных за то, что они бросили меня в четырех стенах на съедение собственным демонам древней сущности, которая теплилась внутри и неумолимо жаждала вырваться наружу.

Мне просто была нужна поддержка. Но день за днем я проводил в покоях, и все, что меня окружало, – это серые оттенки потолка и сны с убитыми детьми.

На пятый день заточения у меня появились галлюцинации, вызванные кошмарами. Я разговаривал со своим отражением, гладил подушку так нежно, как гладил шелковистые волосы матери, представляя перед собой мертвое человеческое тело. Извинялся перед ним, желал спокойного пребывания в нижнем мире и целовал на прощание.

Когда служанка принесла очередной отвар, на мгновение мне показалось, что в кувшине вместо лечебной жидкости плескалась кровь. В эту же секунду посуда была разбита, а служанка оказалась на полу. Обезумев, я душил ее, крича о том, что теперь она должна заплатить своей никчемной жизнью за тех, у кого ее только что забрала вместе с этой кровью. На крики прибежала другая прислуга, и, оттащив меня, они забрали служанку. А я снова оказался один.

Снова один.

Вскоре другая служанка убрала осколки и вытерла огромное разлитое пятно от отвара, в котором я все это время видел кровь. Тогда в моей голове что-то перещелкнуло, и сухость в горле опять дала о себе знать.

Я вновь ощутил жажду.

Спустя неделю, после того как сформировался полноценным древним ночнорожденным, я больше не нуждался во сне, поэтому соорудил из кровати своеобразный мемориал, где общался с воображаемыми друзьями, которых больше не было в живых, и бесконечно утопал в отравляющем чувстве вины за то, что они пострадали. Мое тело желало крови, я был противен себе. Мерзкое чувство.