В Хайбелле небо постоянно затянуто облаками, отчего солнце сюда почти не проникает. Если солнце и излучает тепло, то оно не чувствуется и по нему невозможно определить время. Вместо того время я определяю по снегу.

Шторм бушует непреклонно и непреодолимо. Резкий ветер срывает с ледяных облаков корку. Вдоль короткой стены, ограждающей пропасть, уже образовались густые сугробы, снег копится у начала моста и начинает собираться вокруг меня.

Я продолжаю сидеть на том же месте, стоя коленями на камне. Я давно уже не чувствую этого резкого холода. Не знаю, куда ускакала наша лошадь, и никто нас не видит, поскольку все жители Хайбелла, похоже, попрятались по домам, спасаясь от бури. Тут только мы с Доммиком.

От этого становится не по себе.

Сжав зубы, я провожу ладонями по ледяному кубу, а руки горят, когда я поднимаю его. Доммик забирает у меня сразу же, как я заканчиваю его создавать, а потом со свистом исчезает в тени и появляется на несколько футов выше. Я прищуриваюсь, глядя на него сквозь снег и ветер, и вижу, как он укладывает тяжелый кирпич на стену, которую мы построили. Вдоль въезда на мост выложены кирпичи толщиной около фута, и стена уже довольно высокая.

Доммик неутомимо укладывает их друг на друга в ряд. А когда стена становится высотой в добрых десять футов, мы начинаем удваивать ее. Потом утраивать. Делаем ее как можно толще.

Мы неустанно трудимся всю ночь.

Невзирая на звон колоколов в полночь. Невзирая на сильнейшую бурю, во время которой тучи обрушивают на землю горы снега. Меня это ничуть не останавливает. Напротив, буря как будто помогает – снег ложится на землю, где я стою на коленях, и увлажняет пересохшие губы.

Я тружусь почти в забытьи, сосредоточившись лишь на холодной силе, которая течет по моим венам. Из порезов на руках стекает лед и продолжает источать морозную магию – магию, что позволяет мне создавать плиту за плитой.

Мой народ меня ненавидит. На моем троне сидит другая женщина. На нас наступают фейри. Возможно, я не знаю, как еще применить свою новообретенную силу… но я смогу.

Смогу.

Доммик не заговаривает со мной – просто трудится сообща, безмолвно меня поощряя. Нам отчего-то не нужны слова. Он прекрасно понимает, чем помочь, и делает это без единого упрека. Даже когда ветер треплет его капюшон, а кожа на руках трескается. Даже когда на плечах у него оседает снег, вытягивая из его горячего тела тепло. Я создаю плиты, он собирает их и не пытается руководить мной, спорить или говорить, что соображает лучше меня.

Когда наступает утро, буря, наконец, стихает, и на землю ложатся последние снежные хлопья. И с наступлением бледно-серого утра просыпаются и люди.