– Я больше не могу видеть ее в таком состоянии. Больше не могу приходить сюда и смотреть. – Она качает головой и смотрит на меня блестящими глазами. – Спасибо за то, что позволили мне навестить ее, но я больше не могу.

Не успеваю я ответить, как Полли поворачивается и мчится по коридору, а я смотрю ей вслед и хмурюсь.

Я не прочь потащить ее обратно в комнату Риссы, заставить сидеть у кровати и помогать ухаживать за ней. Как делала Рисса для нее каждый день, черт возьми.

Но не стану этого делать. Рисса в ней не нуждается. У нее есть я. И, в отличие от Полли, я ее не брошу.

Я вхожу в комнату и вижу Ходжата. Он встает со стула, стоящего у кровати, и от его мрачного лица у меня сводит все тело.

– Уже скоро, капитан, – тихо говорит он.

Меня охватывает холодный, липкий страх.

– Нет, – резко качаю я головой.

Он останавливает меня, мягко взяв за руку, когда я хочу проскочить мимо него. Мне не нравится его взгляд.

– Да, – говорит он так, будто пытается меня утешить. – Мне жаль.

Я перевожу взгляд на спящую Риссу. Одна из помощниц отходит от нее, сжав руки и склонив голову. Она расчесывала волосы Риссы. Они такие красивые. Мягкие и светлые. А еще ее переодели в чистую ночную рубашку. Розовую, как румянец на ее щеках, который появлялся всякий раз, как я говорил что-нибудь скабрезное. Но сейчас на ее щеках нет стыдливого румянца, а в глазах не горит огонь.

Она спит. Не мечется и не кричит в бреду. Просто лежит.

Хрипит.

Дышит так медленно, что я зажмуриваюсь.

– Оставлю вас с ней наедине, чтобы вы попрощались, – тихо говорит Ходжат, а я с трудом сглатываю ком в горле.

Отрицание рвется наружу, но оно просто… вытекает из меня. Я не отрываю взгляда от Риссы, пока Ходжат с помощницей выходят из комнаты и закрывают дверь.

Когда мы остаемся вдвоем, я делаю шаг вперед почти на цыпочках, словно не хочу потревожить покой Риссы. Не хочу нарушать тишину, не хочу ее напугать. Я плюхаюсь на стоящий рядом с ней стул и кладу на столик небольшой медный колокольчик из цветочной лавки. Наверное, не стоило его брать, но не хотелось возвращаться ни с чем.

Я беру ее за руку. У Риссы жар, но хуже всего, что рука безжизненно обмякает.

– Я кое-что принес тебе, Желтый колокольчик, – говорю я хриплым голосом. Моя рука кажется огромной в сравнении с ее. Она такая хрупкая. Утонченная. Я боюсь, что сожму слишком сильно и сломаю ей пальцы. – У них не оказалось твоих цветов. И это в цветочной-то лавке! Можешь поверить в эту хрень?

Рисса не отвечает. У нее даже веки не дрожат.