Алтарь являлся не чем иным, как огромным костром, окруженным изображениями небесных покровителей. Вокруг стояли корзины с пирогами, сушеными фруктами, орехами и другими угощениями. Всё это расхватают дети, когда ритуал закончится. Сам же алтарь был завален специальными, сделанными из тонкого теста конвертиками с кусочком масла внутри, с раннего утра к алтарю тянулись люди, каждая семья стремилась оставить своё подношение. Служители богов выстроились в ряд. Самый старший, старец с длинной окладистой бородой воздел руки к небу, а после затянул песню, которую тут же подхватили остальные. Толпа вторила им, раскачиваясь в такт ритму.

Следуя за отроком и отроковицей, что несли в руках изображение сияющего весеннего солнца, Огнеслава приблизилась к алтарю. На рушнике, украшенном знаками небесного огня, она несла специальный ритуальный пирог. Поставив его на алтарь, опустилась на колени. Толпа последовала её примеру. Пение нарастало, звуча все громче. За ним не расслышать было стука копыт, когда, по оставленному средь людей коридору, тройка коней подвезла сани. Кони в упряжке разной масти: рыжая, серая и вороная. Именовали их: зоря, день и ночь. На санях лежало тело, укрытое белым мехом, а вокруг развивались цветные ленты. Но самое удивительное было то, что конями никто не управлял. Они будто сами знали дорогу и последовательность действий. Чудо? Огнеслава ни капли не удивилась. Более того, была уверена, тот, кто правит конями, носит черные одежды. Поднявшись на ноги, княгиня проследовала за волхвами. Обступив сани, те откинули покрывало из меха, пение стихло. Кто-то ахнул, кто-то отвернулся. Горан предупредил, что в этот раз жертвой будет юноша, которому раздробило ноги. Запретив себе смотреть, куда бы то ни было кроме лица несчастного, Огнеслава спросила:

— Как твоё имя?

— Храбр… — едва шевеля губами, произнес парень, — Жданович…

— По доброй ли воле, ты, Храбр Жданович, отдаешь свое тело змею?

— Да… — не то вздохнул, не то ответил.

— Твоя воля будет исполнена…

На лбу несчастного выступила испарина, дыхание было частым, видно, что притупляющее боль зелье, которым его опоили днем раньше, перестает действовать. Пока волхвы громогласно вещали о великой цели, которую берет на себя душа жертвы, о всеобщем благе и благословении богов, юноша лишь тихонько постанывал. Но вдруг он открыл тусклые глаза, взгляд его был неподвижен и устремлен в небо. Тело дернулось, сведенное судорогой. Холодная рука попыталась схватить пустоту. Повинуясь внутреннему порыву, Огнеслава поймала его ладонь и сжала в своей.