Громыхнули двери, подтянулся караул. Вот и князь Зеяжска пожаловал. За ним княгиня-мать и жена, княгиня Огнеслава, с наследником на руках. Одного взгляда на мрачное лицо хозяина дворца хватило, чтобы стоявшие у прохода подались назад, налегая на остальных. Ох, неспроста это всё!

Поговаривали, государь после покушения переменился, суров стал и на расправу скор. Перебежчики заволновались пуще прежнего, а ну как злобу затаил и мстить собирается. Старая княгиня Верея строга, предательства не прощает, не заступится она. Поэтому взгляды полные надежды то и дело устремлялись к молодой матери наследника. Но та и бровью не повела, даже не взглянула в ответ.

Правящее семейство поднялось на возвышение к трону. Когда все заняли свои места, князь обратил взор к собранию. От его взгляда мороз бежал по коже. Стало тихо, ни шороха, ни вздоха лишнего. Время шло, ожидание изматывало. Чего ждет?

Кто-то в дальних рядах не выдержал, упав без чувств, тихий шепот разошелся меж простого люда, представители горожан склонились в низком поклоне, бормоча: «не вели казнить, смилуйся». За ними поторопились выказать свою покорность купцы, а дальше и знать, кривя лица, склонила головы.

Огнеслава искоса взглянула на мужа, ей показалось, что происходящее не только не смягчило, а ещё сильнее разозлило его. Аскольд сейчас преследует остатки войска царя Шэхриэра. Раньше бы она радовалась, что именно Горану досталось наводить порядок после осады, но не теперь.

— Враг повержен, — скорее угрожающе, чем воодушевленно, произнес он. — Пришло время воздать почести по заслугам.

Толпа снова затихла и насторожилась, будто стая охотника почуявшая.

— Однако, сначала… — произнес государь, подавая незаметный знак, заставивший дружинников выволочь к подножию трона несколько человек, — вам предстоит решить, как мне следует поступить с предателями, открывшими городские ворота.

Связанные жертвы пытались сопротивляться, возможно, им было, что ответить в свое оправдание, но не было возможности.

— Ну что же вы молчите? Скажите своему князю, как должно наказать тех, кто не только малодушие проявил, но решился отдать Зеяжск на милость захватчика. Тех, кто забыл клятвы верности, кто польстился на личные выгоды.

Никто не решался даже глаз поднять. Никто, кроме шустрого купца из дальнего ряда. Выскочив в проход, он быстро подбежал к пленникам и, пнув одного из них, завопил:

— Изменники! Окаянные клятвопреступники! — оглянулся. — Что же вы молчите, люди добрые? Разве можно тут сомневаться? Головы долой! Казнить!

— Казнить! — раздалось сперва шепотом, а после всё увереннее. — Казнить! Казнить негодяев!