Дрожащие губы беззвучно крикнули, потонув в усыпальнице:

– Обезглавь его!

На лице юноши появилось то самое кровожадное выражение, как и тогда, на охоте, сразу после нашей сумасшедшей погони, прямо перед нашим волшебным поцелуем.

Экзальтированные глаза клялись в абсолютной любви:

«Ты госпожа моего сердца! Ты будешь моей королевой навеки!»

Я видела в них собственное отражение: грозной правительницы, самой могущественной из всех, которую когда-либо знал мир. Той, которой я могла бы стать: увенчанную серебристой бурей в волосах, испускающую Тьму из-под бровей.

Дрожащей рукой я подняла шпагу и вонзила ее до упора в шею Тристана. Он выпустил кол. Ноги его подкосились. Упав на колени, он прижал обе руки к горлу, откуда упругой струей хлынула кровь. Сквозь длинные светлые пряди выпученные лазурные глаза смотрели на меня с изумлением. Залитые кровью губы, которые всего несколько дней назад я страстно целовала, открылись, произнося мое имя.

Я не могла этого допустить. Этот рот больше не должен говорить. Эти глаза должны закрыться навсегда, унося с собой мое головокружительное отражение.

С затуманенным от непролитых слез взором я подняла руку и со всей силы вновь обрушила клинок на его шею.

Голова Тристана слетела с плеч, как когда-то голова Валера, и покатилась к ногам Нетленного. Монарх вырвал из груди кол, с которого стекала черная, как чернила, жидкость. Немного тьмагны вышло из зияющей раны, выпустив в воздух злые завитки.

Перед моими глазами, наполненными слезами, разорванная грудь монарха сжалась. Раздробленные ребра срослись. Черная кровь затекла в рану, как убегающий отлив. Белая кожа вновь затянулась над дырой, исчезающей по мановению волшебной палочки. Беззвучное рычание сопровождало одиозную метаморфозу, заставляя дрожать золотую маску с навечно застывшим выражением.

Кончиком туфли на красном каблуке Нетленный отпихнул голову Тристана, словно падаль.

Под влиянием сверхъестественной воли Короля сначала открылась дверь усыпальницы, затем аванзала.

Звуки боли и ненависти, которые заглушала мистическая зала, взорвались в моих ушах. Я услышала вопли, крики, брань, выстрелы, звон клинков.

Сквозь анфиладу дверей увидела высокие стены кулуаров, испещренные красными пятнами и брызгами. Тела убитых швейцарских гвардейцев и оруженосцев, сваленных в бесформенную кучу на паркете, свидетельствовали о резне, которая началась, как только мы с Тристаном переступили порог усыпальницы.

Мой взгляд посреди этой жуткой бойни уловил металлический блеск – железную перчатку Люкрес дю Кревкёр, лежавшей с перерезанным горлом в луже собственной крови. Отсеченные головы бессмертных лежали рядом с растерзанными трупами смертных.