Аоэстред посетила задумчивость. И, как водится, если что-то берет начало в столице, то галопом скачет и по всей стране. Шептали по углам, что, дескать, и не так уж и плох он, король-то. Скорбели люди по головам на пиках, но даже и эти головы, будучи еще на плечах, боялись возвращения инаркхов. Король же прогнал Безумного, одолел целую армию, а потом не пожалел пшеницы, стало быть, мужик сильный да хозяйственный, и что главное, баб умеет держать в страхе как надо. К тому же, дух короля настолько силен, что одолел проклятье пшеничной вдовы, а, значит, за его спиной стоят сами боги. Впрочем, большинство прониклось уважением еще на рассказах про его достоинство, упирающиеся в небеса.

Настоятельные требования супруги прекратить эти слухи короля не убедили: попытайся силой преградить им дорогу, те затаятся на время и там, под пологом тишины удвоятся, а потом и утроятся – опыта королю было не занимать. Да и сам он как-то не спешил разжать упертые в бока кулачки Исбэль, а она не понимала почему. Что ж, отчасти королева и сама была виновата в этих сплетнях: уж больно она любила разные фокусы в постели и неожиданные для страсти места, отчего ее и прозвали крикливой рыбкой. Исбэль скучала по старому прозвищу. А Реборн сказал, что новое ей вполне подходит, ведь она и вправду довольно криклива.

– Я криклива?! А ты рычишь! – в гневе кричала Исбэль.

– Но ведь этого никто не слышит, кроме тебя, – Реборн самодовольно отпил сладкое вино, находя странное удовольствие в ее гневе. Он знал, что спокойствием своим ее злит и от этого становился еще спокойней. И было что-то все-таки в этом теплом, летнем, женском вине, что заставляло делать глоток за глотком…

Смена болтливых служанок только порадовала новые слухи: пришлые оказались ненамного скрытней, чем предыдущие. И все они сетовали, что после монаршей ночи простыни можно было выжимать, будто ими вместо сетей вылавливали рыбу.

Реборн понимал, почему Исбэль старается угодить ему, ведь увлекись он другой женщиной… Плоть его чуяла ее, словно пес в охотничьей стойке, но и душа его оставались холодна к чужим женским прелестям. Это король решил ненароком утаить, смело закрыв на свою недосказанность глаза. Поводья эти были слишком сильны, а коварства Исбэль хватало и без глубоких познаний.

В последнее время королева пристрастилась к леденцам, ходила все время с ларцом подмышкой, с удивительной быстротой его опустошая. Когда они закончились, а это случилось ровно накануне, к самой ночи, Исбэль закрыла за спиной Реборна дверь в покои и решительно хлопнула пустой крышкой сундучка. В этот вечер он выступил вместо ее любимой сладости. Никогда король еще не выглядел таким довольным.